Под конец одного августовского дня, много лет назад, в кабинете Крафта в его доме в Каменебойне, Пирс впервые прочитал эти страницы, которые Крафт накопил за последние год или два своей жизни и положил в картонную коробку. Он заплакал, обнаружив в них страну, в которой когда-то жил, страну, находившуюся слишком далеко, чтобы опять попасть в нее, даже если всегда идти назад. Тогда он спрашивал, спрашивал пустоту, почему он должен жить всегда в двух мирах: в наружном, реальном, который никогда не был его, и во внутреннем, личном, в котором он не мог остаться. Этот старый вопрос. В тот день Роузи Расмуссен была в саду дома Крафта, он мог видеть ее через окно маленькой комнаты, в которой сидел: она и Саманта, ее дочь, собирали цветы в разросшемся саду.
Но есть только один мир. Был, есть и будет: мир без конца. Книга Крафта закончена: Крафт сам закончил ее. Да, она без конца, но закончена.
Он оставил келью, сияющее устройство и пачку бумаги, лежавшей текстом вниз, и, пройдя через молчаливые залы, добрался до маленькой телефонной будки и набрал номер Розалинды Расмуссен.
— Алло?
Еле слышный, заспанный, возможно встревоженный голос. Пирс подумал или почувствовал, что в прошлый раз, когда он разбудил ее звонком, было намного позже: тогда рядом с ней был Брент Споффорд, как, вероятно, и сейчас.
— Привет, Роузи. Извини, если поздно. Это Пирс.
— О. Нет. Все в порядке. Просто я заснула перед телевизором.
Молчание. Он почувствовал, как она стряхивает сон с глаз и головы.
— Итак?
— Итак.
— Как дела?
— Довольно интересно. Роузи, она закончена.
— Ого. Вау. Ты ее всю скопировал? Закончил разбирать?
— Я имею в виду, что она закончена, — сказал Пирс. — Крафт не оставил ее незаконченной. Это законченное произведение.
— Но ты говорил, что там полная неразбериха.
— Я знаю. Я не понимал ее.
— Ого. — Пауза, чтобы подумать или зевнуть. — Если ты не понимал, кто-нибудь другой сможет?
— Не знаю. Не знаю, насколько удачной получилась книга, хороша ли она. Но я знаю, что он ее закончил.
— Но много чего осталось недоговоренным. В этой истории.
— Да.
Мягкое молчание, как набегающая волна.
— Значит, мы можем ее опубликовать? — спросила она.
— Ну, она закончена, — сказал он. — Но теперь я не готов.
— Что ты хочешь сказать?
— Теперь, когда я понял это, — сказал он, — я должен вернуться и убрать почти все свои улучшения.
— Правда? Это может ухудшить текст.
— Да, возможно.
— Но почему он так писал? Если понадобилось столько времени, чтобы понять.
— Милосердие, — сказал Пирс. — Как мне кажется.
— Милосердие?
Милосердие. Крафт знал, что конец, любой конец, загоняет персонажей в ловушку завершения, и он хотел не связать их, а освободить. Не просто закончить их истории освобождением, как часто заканчиваются истории и как закончились несколько более ранних книг самого Крафта — распахиваются двери, встает солнце, перед героями лежит открытая дорога, Конец — но вообще их не заканчивать.
Милосердие. Потому что справедливость и честность кончаются, когда все уплачено и все счета подбиты: но нет конца милосердию.
— Ты в порядке?
— Да. Да. Итак. Я привезу тебе все это.
— Ладно.
— Еще пара недель. Весна скоро кончается, я должен ехать домой, возвращаться к работе. Но я закончу все.
— Ладно. Возвращайся, когда хочешь. Привози семью. Никак не могу запомнить имена.
— Вита и Мэри.
— У нас будет праздник. На горе Ранда расцветут нарциссы. Они вроде как знамениты. Мы пойдем к памятнику Уэлкину.
— О, да.