— Поехали, — сказала Ру, появившись рядом с ним.
Вита и Мэри проносились мимо сцен жизни Пирса и Ру, произошедших тыщу лет назад. Видишь этот мотель? В нем жил папочка. Пап, ты жил в этом мотеле? Видишь, вон там продают машины? Там мамочка продавала машины; нет, она помогала продавать машины ее отцу, дедушке Барни. Мам, ты продавала машины? За это время шоссе расширили, вдоль него появились новые точки, а в агентстве продавались Юго[688] и Ниссаны. Барни однажды сказал, что хочет быть похороненным на парковке, чтобы над ним каждый день проносились машины на тест-драйве; но он лежит на кладбище, и маленькая медная табличка над его головой сообщает, что он служил в армии Соединенных Штатов, звание и часть: как и у Сэма Олифанта далеко отсюда.
Все уменьшилось. Пирс поймал себя на радостной мысли: он вернулся раньше, чем все станет настолько маленьким, что нельзя будет войти; но как только они на самом деле оказывались ближе, двери, дороги, ворота позволяли им пройти, как и прежде. Относительность. Видишь в конце той аллеи? Большой желтый дом? Папочка там жил; не там, дальше; нет, там, давай остановимся; нет, поехали дальше.
У Аркадии, сейчас Гуманитарном центре Расмуссена, Ру припарковалась на новой стоянке, закрывшей полоску луга, на котором когда-то паслись овцы Споффорда. Сам Споффорд и его грузовик свернули сюда прямо перед ними, приехав другой дорогой.
— А где овцы? — спросил Пирс, крепко сжав его руку, а затем падая в его объятья. — Твой тотем.
— Слишком много чертовых неприятностей. Я только о них и думал, даже когда подавал их на стол. Одна неприятность за другой. — Он усмехнулся и повернулся к дочкам Пирса, чтобы его представили. В дверях Аркадии внезапно появилась Роузи, на вид неизменившаяся, во всяком случае, не седая, как они со Споффордом, вокруг плеч яркая шаль, а рядом с ней молодая женщина, которую Пирс не знал, женщина, которая казалась одновременно здесь и не здесь, милостиво присутствовала, втайне отсутствовала. Сдержанная, он мог бы сказать.
— Господи, Пирс!
— Привет, Роузи, привет. Роузи, ты, конечно, помнишь Келли Корвино, мою жену. Мой отец, Аксель Моффет. И наши дочки, Мэри и Вита, нет, Вита и Мэри.
Ру протянула холодную руку Роузи и подтолкнула вперед девочек, которые еще несколько лет назад боязливо спрятались бы за ней, но не сейчас. Ру не знала, что Роузи и Пирс однажды переспали, но и Пирс не знал, что Споффорд и Ру — тоже. На самом деле, каждый из них едва помнил, как это было, только голые имена вещей. Все ушло.
— И вы все знаете мою дочь, Саманту, — сказала Роузи, и юная женщина с темно-коричневыми кудрями и бездонными синими глазами протянула руку Пирсу.
Роузи повела Пирса и его пакет — фотокопию манускрипта, которую, как она сказала, он должен был выбросить, но не смог, и стопку маленьких пластиковых квадратов, в которых скрывалась книга, измененная и неизменная — через холл в свой офис. Вот тут все действительно изменилось, стало чистым и блестящим; даже полы побелили и покрыли лаком, и они сияли как намазанный маслом гренок.
— Этого ты раньше не видел, — усмехнулась она.
— Да.
— Нравится?
— Хм, — сказал он, не зная, что ответить. В офисе по-прежнему возвышались книжные шкафы из светлого дерева, заполненные руководствами по программному обеспечению и папками из белого пластика. Кроме того, висели плакаты, объявления о курсах лекций и конференциях и информационные письма.
— Вот эта тебе должна понравиться, — сказала она. — Ты должен приехать. Мы очень гордимся ею.
«Цивилизованность и Цивилизация: Восточная Европа После» — так называлась конференция. Конечно, в том месяце того года не было необходимости спрашивать, после чего, хотя в будущем термин мог бы вызвать недоумение. Фотографии тех, кто будет выступать. Пирс с благоговением указал на одну из них.
688
«Застава Корал», также известный как «Юго» — югославский субкомпактный автомобиль марки «Zastava», выпускавшийся с 1980 по 2008 годы. Созданный по образцам итальянских автомобилей Fiat 127 и Fiat 128, он является одним из наиболее мощных автомобилей марки «Zastava». В Европе выпускался под именами «Yugo» и «Innocenti Koral». Несмотря на огромное количество произведенных экземпляров и популярность на Балканах, автомобиль был официально признан одним из 50 худших автомобилей за всю историю автомобильной промышленности. Тем не менее, в США было продано больше 141000 этих автомобилей, чему очень способствовала цена: всего 4000 долларов!