На горе Юла (прозванной так, говорят, за крутящиеся туманы, что подымаются с потоками теплого воздуха от реки Шедоу; и чудится, что они крутятся вокруг нее или даже вращается сама гора; отчего так, никто толком не знал) стоял психотерапевтический центр «Лесная чаща», бывший санаторий, где работал врачом Майк Мучо, — он и сейчас там, верно, находился; Майк говорил Роузи, что в последнее время днюет там и ночует. Столько работы. Роузи не видела отсюда «Чащу», но знала, где примерно находится клиника; кто-нибудь, стоя на крыше, вероятно, может увидеть оттуда Роузи.
С самого начала она сказала Алану, что опекунство на ней, это безусловно и обсуждению не подлежит. Тогда Майк не заводил об этом речи. В чем же дело, что случилось, что у него на уме, только его ребенок или что-то другое?
Привезу ее сюда и спрячу, подумала она, и запру за нами вон ту огромную дверь. Насовсем.
Тем летом можно было начертить равносторонний треугольник, соединяющий вершины трех гор, на которые она смотрела, — горы Мерроу, к востоку от Блэкбери, горы Юла, к западу от Шедоу, и, по центру, самой высокой горы Ранда. Если точнее, вершины треугольника находились соответственно: на отвесной скале на западном боку Ранды, где стоял памятник давно умершему вольнодумцу из этого округа, некогда то ли знаменитому, то ли печально известному; на главном входе в психотерапевтический центр «Лесная чаща» и на красном седане «импала» 1959 года выпуска, затопленном в водах заброшенной каменоломни на середине поросшего лесом склона горы Мерроу.
Биссектрисы, проведенные из восточного и западного углов, пересеклись бы в Каменебойне, собственно, в Аркадии — доме, построенном предками Роузи в прошлом веке, ныне резиденции Фонда Расмуссена. Проведите высоту из вершины треугольника к его основанию и дальше — она пройдет через Баттерманз, как раз через башню на краю острова, через бельведер, с которого смотрела Роузи.
Тайные геометрии земли, подобные этим, со временем слабеют, отходят от истины и становятся сомнительными. Так всегда случается, то же происходило с ними и тогда; они не пережили перемен, неощутимо пронесшихся над округом и над миром. Но поскольку никто не подозревал об их существовании, покуда они пребывали, никто не заметил исчезновения, когда их не стало.
Глава вторая
Всемирный ветер, дувший в том году так сильно в ночь осеннего равноденствия (не ищите его в своих альманахах, они составлялись позже, усердные редакторы уже вычистили из них невероятные факты и залатали таинственные лакуны): тот неистовый ветер с дождем очень напоминал осенние бури, которые мы хорошо помним, да и по всем признакам был такой же бурей — быстро упало давление, и каждый почувствовал страшную тяжесть в груди, а также черное веселье, когда грозовой фронт, высокий, как ночное небо, промчался, ревя и топоча, вернулся ясный день, усыпанный ветвями деревьев и кровельной дранкой, а в небе и на душе установилось чудесное и странное чувство очищения. Очень типичная погода. Казалось, осенние бури унесли прочь что-то старое и принесли новое.
Когда в ту ночь ветер еще только расходился, Пирс Моффет сидел в маленькой гостиной дома, который снимал тогда на Мейпл-стрит в Блэкбери-откосе, и беседовал со своим соседом Бо Брахманом, примостившимся на маленьком бархатном стульчике; во время разговора Бо то и дело по-девичьи откидывал назад длинные черные волосы, ниспадавшие на лицо.
— В Тибете, — говорил Бо, — практикуют сновидения.
— Правда? — сказал Пирс.
Он любил слушать, как тот говорит, а может, отчасти был даже влюблен в Бо. Они обсуждали, можно ли переменить мир одною лишь силой человеческого желания, а если да, то до какой степени. (Мир: все сущее, законы, рамки и свойства, то, что есть, было и будет, — они знали, о чем говорят.) Вокруг них повсюду, в коробках и мешках, в этой комнате и в соседней, лежала большая часть Пирсова имущества, потому как на следующий день ему предстояло переехать из Блэкбери-откоса в дом неподалеку, в Литлвилле. На полу между собеседниками стоял высокий медный цилиндрический турецкий кофейник и пара медных чашечек; Бо в своих странствиях пристрастился к кофе и научился его готовить, а Пирс обзавелся кофейником и чашками, но не пользовался ими; так что теперь они понемножку прихлебывали крепкий сладкий напиток, стараясь не коснуться губами осадка на дне чашечки.
— Там учат, — продолжал Бо, — как сохранять сознание того, что ты спишь, участвуя, однако, во всех приключениях и переживая все события. Но в минуту опасности или если ты увяз в какой-то бесконечной неразрешимой проблеме, знаешь, есть такие…