В общем, я вас отрезвил, и вы отправились в Оксфорд выполнять мои поручения, а я тем временем отыскал и расспросил нескольких лондонцев, служивших вместе с капитаном Марлоу. И что же сказали эти рубаха-парни, пока мы распивали «Дэвисов эль» в местных пабах? Что они слыхом не слыхивали про Трилипуша или Колдуэлла и что Марлоу был кабинетным служакой и допрашивал пленных.
Дожидаясь, пока вы вернетесь из Оксфорда с добрыми вестями в клюве, я нанес визит Беверли Квинту. Да, невзирая на имя, это все-таки мистер Беверли Квинт. Интересно, что себе думали его родители?
Я обнаружил, что Беверли Квинт, оксфордский друг нашего капитана Марлоу, живет в Лондоне; зарабатывал он, без сомнения, более чем скромно, однако жизнь вел по большому счету необременительную. Вот вам, Мэйси, совет: когда будете переписывать, пожалуй, стоит добавить драматическую деталь — вы в Оксфорде делаете решающее открытие (занимая в литературной версии мое историческое место) ровно в тот момент, когда я нахожусь в извращенно восточной приемной в квартире Беверли Квинта в Олбани. Вы спрашиваете древнего архивариуса с ушами в шерсти: «Вы уверены?..» — ровно тогда, когда я спрашиваю надменного жеманника мистера Квинта: «Вы уверены, что знали его?»
— Совершенно уверен, сэр, хотя никак нельзя исключить, что бумаги затерялись либо уничтожены, — говорит архивариус, и над Оксфордом сгущаются грозовые тучи, и вы еле сдерживаете волнение. — Я не нашел записей о том, что Ральф Трилипуш учился в Баллиоле между тысяча девятьсот девятым и тысяча девятьсот шестнадцатым годами.
— Уверен? Уверен ли я? Разумеется, я уверен, мистер Феррелл, — говорит педиковатый мистер Квинт в это самое мгновение, томно поглядывая на меня сквозь освещенное ярким солнцем облако квартирной пыли и задумчиво изучая книгу четы Марлоу, которую я ему показал. — В Баллиоле Ральф Трилипуш, Хьюго Марлоу и я слыли неразлучной троицей, — предается воспоминаниям квелый Квинт. — Правда, эти двое ударились в Египет, а я учил греческий, но это неважно, голуба. Мы были неимоверно близки, все делили на троих — как три мушкетера или три девицы, три подружки, это уж как вам будет угодно… — Трудно не понять, на что мистер Квинт намекал в этой комнате, которая не смела даже признаться, что она такое есть. — Я вас смущаю, мой очаровательный заморский гость? — спросил он, перелистывая Трилипушеву книжицу.
— Я видел достаточно, мистер Квинт, спасибо, ничто не в состоянии привести меня в смущение.
— Разумеется, голуба, вы же не человек, вы — человечище действия! У вас случаем не завалялся адресок моего дорогого Ральфа, а, умница вы наша? Я потерял его следы после войны — а мне так много всего нужно ему рассказать! Вы его скоро повидаете? Передайте ему, что Бевви любит его как никогда!
На мою просьбу показать фотографии друзей Квинт извлек на свет божий рисунок Хьюго Марлоу: увеличенный поясной портрет весьма уродливого юноши, на которого кто-то тем не менее потратил и холст, и краски. Даже на мой неискушенный взгляд он походил на какую-то рептилию. Часть тела, которая у нормального человека называлась бы подбородком, сразу переходила в шею. Черные вьющиеся волосы росли как попало — то непроходимыми зарослями, то редкой травкой, едва прикрывавшей скальп. Уши как у слона, прозрачные, помещались почти на висках, соединяясь с головой под прямым углом. Под глазами у Марлоу наблюдались мешки и круги, кожа нездорового голубоватого оттенка, прямо как Квинтовы манеры.
— Дьявольски красив, — выдавил я.
— Истинно так, но распознать это могут лишь утонченнейшие из натур, — промурлыкал хозяин, явно гордясь своей собственностью.
Странно, Мэйси, что сам Квинт был настоящим красавцем, эдаким истинным британским джентльменом, его внешность желал бы заиметь каждый: квадратная челюсть, ясные глаза, орлиные брови, ухмылка, от которой женщины валятся в обморок. Коли Хьюго Марлоу был голубком Квинта, то был неравный союз красавца и чудовища.
А изображение Трилипуша у Квинта есть? «Не могу допустить мысли, что нет…» Но нашел он лишь фотографию оксфордских времен с какого-то студенческого спектакля: в самом центре — напудренный Квинт в парике в роли Марии-Антуанетты и непреклонный революционер Марлоу, вышедший четко и оттого куда уродливее. Позади них — ряд одинаковых пятен; Квинт наманикюренным пальчиком указывает на расплывчатого крестьянина, третьего слева.
— Смотрите, это наш Ральф! Обратите внимание, как он чопорен! — восклицает Квинт. — Кто еще мог бы сыграть столь невыносимо самодовольного французского революционного крестьянина? Поэтично! Таким Ральф и был — с головы до пят!
— А Трилипуш встречался с вашими родителями? С родителями Марлоу?
— Ну а как же, дорогуша! Старикам да не представить лучших друзей? Праздники, обеды, все как полагается. А как принято дружить у вас, в заднице мира?
В это время вы, Мэйси, проглядываете бумаги, которые дал вам старый оксфордский архивариус, и замечаете, что о Ральфе Трилипуше там нет ни слова, а вот о проделках Марлоу и Квинта можно много всякого узнать. Марлоу изучал Египет под надзором ныне покойного «дона», то есть преподавателя, по имени Клемент Векслер. Квинт долбил французскую литературу, то есть наверняка лгал насчет греческого, а значит, все его показания предстают перед нами в ином свете. В тот же день вы расспросили служителей библиотек Бодлея и Эшмола, где хранятся египетские штучки. Выяснилось, что Марлоу вечно там ошивался, а про Трилипуша служители ни сном ни духом. И вот вы в тихом храме необязательного образования беседуете с библиотекарем, все больше убеждаясь, что Трилипуш никогда не бывал в Оксфорде, и тут чрезвычайно деликатный молодой человек у вас за спиной говорит:
— Простите, что вмешиваюсь… я нечаянно расслышал… вы упомянули Трилипуша?.. Вы — друг Трилипуша?.. Никогда не думал, что…
— Вы его знаете? — спрашиваете вы слишком уж нетерпеливо, потому что, Мэйси, вы неопытны.
— А как же. А… вы? Сдается, что нет…
— Не имел чести. — Еще одна ошибка, Мэйси, надо было соврать, что вы с ним лучшие друзья. — Вы вместе учились?
— О да. Египет во всем его блеске и очаровании… Но что я вам буду рассказывать, ведь вы с ним незнакомы…
И молодой человек исчезает, не желая ничего добавить к сказанному, но во всяком случае подтвердив, что Трилипуш был в Оксфорде неформально, что, Мэйси, не так уж и плохо. Хотя странно: как этот студент в 1922 году, на вид лет восемнадцати или девятнадцати, мог ходить на оксфордские занятия вместе с Марлоу, Квинтом и Трилипушем восемь лет назад? Загадки громоздятся друг на дружку. И пока вы, озадаченный своими открытиями, бредете под оксфордским дождем, я еще сижу в лучезарной запыленной гостиной, отказываюсь от очередной тарелки рахат-лукума и потягиваю странный густой кофе мистера Квинта, а сам он курит длинную необычную сигарету, вставленную в мундштук, и всячески осложняет мне жизнь, хоть я и слышу куда больше, чем он желает мне поведать.
— Почему вы не служили в армии, мистер Квинт?
— Слаб здоровьем, — выдает здоровяк-собеседник.
— Вы получали повестку?
— М-м-м… я бы запомнил. Получить повесточку — очаровательно!
— Контактировали ли вы с капитаном Марлоу, когда он был на войне?