– Я останусь здесь, во дворце. Буду ждать возвращения дяди: он теперь – моя семья, – ответила Мерет, не дав Ренси договорить. – Мне некуда бежать.
В её голосе звучала безнадёжность, полная покорность судьбе. Но именно это отчего-то сильнее всего подействовало на Ренси. Позабыв обо всём, что их разделяло, он в неудержимом порыве привлёк девушку к себе и с жадностью приник к её дрогнувшим устам.
Мерет не отстранилась, как можно было ожидать, не оттолкнула дерзкого юношу. Она как будто повиновалась непонятному, новому чувству, который вряд ли сумела бы определить сама. Но это чувство было сильнее всего – сильнее тревоги о судьбе отца, сильнее внушённых с детства правил, сильнее страха перед неизвестным будущим. Она стояла не шевелясь, покорной пленницей обвивших её сильных рук, опаливших её поцелуем губ. Этот дерзкий юноша казался ей сейчас, когда всё вокруг готово было рухнуть, единственной прочной опорой во всём мире.
Несколько бесконечно долгих мгновений простояли они так, прижавшись друг к другу, задохнувшись от слияния губ, и биение их сердец отдавалось в груди каждого из них.
Неожиданно Мерет сделала резкое движение, освобождаясь от объятий Ренси, и, точно пристыженная, опустила глаза. Ренси обернулся и увидел Нехо. За спиной у номарха стояла добрая дюжина вооружённых до зубов шемсу5.
– Так, значит, ты вообразил, что тебе всё позволено, как ты захочешь, так и будет, – сказал Нехо, вперив в юношу недобрый, пронизывающий до самого сердца взгляд.
Было что-то зловещее и в выражении его костлявого грубого лица, и в его напряжённой позе. В этот раз Нехо, как и Мерет, был в простой одежде; парик у него съехал набок, а клафт он держал в руках, точно это был обычный платок.
– Мои действия кажутся кому-то неблагоразумными? – отозвался Ренси, пытаясь, и безуспешно, сдержать негодование, которое возникало у него всякий раз, когда речь заходила о свободе его поступков.
– Более того, нет сомнения в том, что все твои намерения возмутительны, наглы и отвратительны, – холодно, с присущим ему высокомерием ответил Нехо и перевёл свой осуждающий взгляд на Мерет.
Девушка выглядела растерянной и испуганной. Пушистые ресницы то поднимались, то опускались, словно она одновременно хотела и заплакать, и сдержать слёзы.
– Не следовало тебе приходить сюда. – Нехо снова смотрел на Ренси в упор тяжёлым немигающим взглядом. – И особенно после того, как я выгнал тебя из Саиса.
Это было похоже на угрозу.
Чувствуя, как к горлу подкатывает тугой ком, Ренси спросил:
– Меня схватят немедленно или при выходе из дворца?
Нехо смерил его презрительным взглядом с головы до ног и ухмыльнулся.
– Кому ты нужен? Иди, куда хочешь, – никто и слова тебе не скажет. Но держись подальше от Мерет. Иначе я не ручаюсь за то, что однажды тебя не найдут в какой-нибудь каменоломне с раскроенным черепом.
Несмотря на столь серьёзное предупреждение, Ренси только упрямо выдвинул окаменевший подбородок и не сдвинулся с места. Глядя на него, Нехо не то вопросительно, не то удивлённо выгнул насурьмленную бровь.
– Уходи, Ренси, – шёпотом, чтобы слышал только юноша, проговорила Мерет, не поднимая глаз, и отвернулась.
Ренси не оставалось ничего другого, как подчиниться: ему больше нечего было ждать. Но только: здесь и сегодня.
5
Ассирийский царь Ашшурбанипал был доволен спокойствием в подчинившемся его власти Египте. Строптивая, но укрощённая силой оружия страна Та Кемет продолжала жить, хотя её закрома были расхищены, хотя и уходили гружёные зерном, золотом и драгоценными благовониями караваны в Ассирию, хотя и заправляли всем на свой лад ассирийские наместники. Раздражённые бесконечными поборами и надзором города начинали глухо роптать, а владыка престолов Обеих Земель тайно собирал силы, засев с преданными ему людьми в Фивах.
Тем временем могущественная сестра Тахарки, «божественная супруга Амона», Шепенупет, продолжала в Саисе, на противоположном берегу Нила, строительные работы, начатые фараоном незадолго до войны. Готовясь к освободительной войне против ассирийских захватчиков, Тахарка не забывал при этом заботиться о своей будущей – вечной – жизни в царстве Осириса.
Для работ в заупокойном храме – «жилище вечности», как ещё называли гробницы, из всех провинций были созваны в Саис самые лучшие мастера: каменщики, резчики, скульпторы и художники. Не был обойдён высоким вниманием и Ренси, о котором Шепенупет узнала благодаря его предыдущим работам и хвалебным отзывам принца Танутамона.