Он с трудом, словно просыпаясь, открыл глаза. Наверное, прошло всего мгновение, потому что двор ничуть не изменился, и даже растерянная женщина стояла на том же самом месте, только теперь она смотрела на него испуганно и удивлено. Андрей тяжело моргнул, и она облегченно вздохнула, убеждаясь, что с ним ничего не случилось, а потом быстро пошла прочь. Андрей смотрел вслед, и что-то знакомое почудилось в ее удаляющемся облике. Хотя нет, он не мог ее знать – скорее всего, просто видел когда-нибудь, заходя в офис. Глубоко вдохнул сухой осенний воздух, принесший из дворов запах листьев и дым костра. Это окончательно возвращало мир реальности. Андрей взглянул на часы – прошло уже полчаса, а Вика не появлялась.
…Действительно, чего приходить, если до конца работы осталось-то… Поднявшись, Андрей взял кейс; проверил замки (будет совсем глупо, если на остановке из него вдруг повалятся пачки денег) и не спеша направился навстречу автомобильному потоку пестрой лентой вившемуся позади домов.
Нельзя сказать, чтоб он злился. Злость, в его понимании, подразумевала бурные эмоции, выражающиеся в криках, ударах кулаком по столу; может быть, даже мордобое, но обязательно это было что-то временное, уступающее место, либо раскаянию, либо сладостному торжеству победы. В данном случае, ему не хотелось никому набить морду. Он тихо ненавидел, понимая, что, скорее всего, ничего не сможет изменить в ситуации. Обязательно будет найдена причина Викиного отсутствия, и Володя сочтет ее достаточно веской, чтоб закрыть тему; потом они вдвоем с Викой будут объяснять ему, что ничего страшного не произошло, а то, что в это время кто-то звонил, ерунда – кому надо, перезвонит еще раз. Он никогда не сможет убедить их в обратном, потому что слов для этого не найдет – не учат в нашей армии красноречию. Там не требуется никого убеждать, а достаточно показать количество и величину звезд на погонах, чтоб сразу оценить, чьи аргументы более весомы.
Кстати, возможно, поэтому Андрей не любил общаться с женщинами – они не могли оценить величины звезд, а сыпали словами, причем, так быстро и бестолково, что угнаться за ними становилось просто невозможно. А еще в их арсенале имелось такое изощренное оружие, как слезы. И что он мог противопоставить всему этому? Ничего. В этом он убедился еще по окончанию училища, когда молодым лейтенантом получил предписание на юг Читинской области – в такую глухомань, куда армейские тягачи добирались зимой по речному льду, а летом в объезд, теряя в пути четыре дня.
Он уже забыл, как выглядела его первая любовь – помнил только, что звали ее Нина. Она сумела убедить его, что жить в такой дыре не сможет, несмотря на всю трепетную любовь, и поэтому им лучше расстаться. Он уехал один в край, где, в основном, обитали суровые мужчины, так и не успев осознать, для чего же нужны в этой жизни женщины. Но уехал с легким сердцем, потому что все казалось правильным и достаточно обоснованным. Потом ему встречалось много всяких женщин, которых он использовал, не только не запоминая имен, но порой даже не зная их… и еще одна, стоявшая обиняком в этой безликой шеренге, вспоминать о которой, он себе запретил.
До дома Андрей добрался без приключений и еще раз позвонил в офис, но как он и предполагал, никто не ответил.
Проснулся Андрей, как всегда резко, будто и не спал вовсе. Было еще темно, но тренированный организм подсказывал, что уже утро. Отдернул штору – сквозь забрызганное стекло проглядывали желтоватые окна таких же, как он, «жаворонков»; тяжелые капли гулко стучали по металлическому подоконнику. Отопительный сезон еще не начался, поэтому в квартире было сыро и зябко. По единому, четко заведенному расписанию, он поставил чайник и направился в ванную. Теплая вода зашумела в раковине; яркий свет отразился в белых кафельных плитках – казалось, этот уголок не подвластен силам природы, и поэтому здесь царит одно-единственное время года, названия которому никто не удосужился придумать…
Обходя лужи, ставшие видимыми в рассветном полумраке, Андрей добрался до гаража. Пока он возился с замком, холодные капли противно падали на лицо и волосы, и это раздражало; он даже подумал, что, наверное, весь день сложится неудачно, но изменить уже было ничего нельзя – раз день начался, он должен быть прожит, так или иначе.