С и л ь в а. Он и сюда-то привел нас молча.
Г о м е ц. Тут ничего не скажешь. Здорово! Кто своими глазами видел, как он из Италии вел армию сюда, может только диву даваться. Сумел ведь проскользнуть меж друзей и врагов, меж французов, тех, что за короля и гугенотов{36}, меж швейцарцев и союзников{36}, при этом поддерживая строжайшую дисциплину и легко и гладко справляясь с войском, которое считалось столь опасным. Да, там было на что посмотреть и чему поучиться.
С и л ь в а. А здесь! Все тихо, мирно, восстания как не бывало.
Г о м е ц. Ну, здесь поуспокоились еще до нас.
С и л ь в а. И в провинциях много тише стало, - если кто о чем еще и хлопочет, то лишь для того, чтобы удрать. Но герцог, думаю, вскоре и этим все дороги перегородит.
Г о м е ц. Король уж его своей милостью не обойдет.
С и л ь в а. А нам надо позаботиться, чтобы герцог не обошел нас своею. Если король прибудет, он сумеет отблагодарить и герцога, и тех, за кого тот слово замолвит.
Г о м е ц. Ты думаешь, король сюда пожалует?
С и л ь в а. Судя по хлопотам и приготовлениям - это так.
Г о м е ц. Меня они не убеждают.
С и л ь в а. Ты лучше помолчи о своих убеждениях. Если король и не намерен приехать, то он, несомненно, хочет, чтобы здесь верили в его приезд.
Те же и Фердинанд, внебрачный сын Альбы.
Ф е р д и н а н д. Отец не выходил?
С и л ь в а. Мы ждем его.
Ф е р д и н а н д. Скоро прибудут наместники.
Г о м е ц. Еще сегодня?
Ф е р д и н а н д. Оранский и Эгмонт.
Г о м е ц (шепотом, Сильве). Я что-то смекаю.
С и л ь в а. Ну и держи про себя.
Те же и герцог Альба.
Когда входит, другие отступают в глубь сцены.
А л ь б а. Гомец.
Г о м е ц (выходит вперед). Ваша светлость!
А л ь б а. Ты расставил караулы и отдал им приказ?
Г о м е ц. Так точно. Дневные патрули...
А л ь б а. Достаточно. Ты будешь ждать на галерее. Сильва известит тебя, когда придет пора стянуть их и занять все входы во дворец. Остальное ты знаешь.
Г о м е ц. Да, ваша светлость! (Уходит.)
А л ь б а. Сильва!
С и л ь в а. Слушаю, ваша светлость!
А л ь б а. Сегодня ты должен проявить все, что я издавна ценю в тебе, отвагу, решительность и точное выполнение приказов.
С и л ь в а. Премного благодарен. Вы даете мне возможность доказать, что я все тот же.
А л ь б а. Как только наместники войдут ко мне, поспеши взять под стражу личного секретаря Эгмонта. Надеюсь, ты принял должные меры, чтобы изловить всех, на кого я указал?{37}
С и л ь в а. Доверься нам. Судьба настигнет их неотвратимо, беспощадно, как солнечное затмение, в точно высчитанный час.
А л ь б а. Ты приказал неотступно следить за ними?
С и л ь в а. Да. И прежде всего за Эгмонтом. Он единственный, кто с тех пор, как ты прибыл сюда, не изменил своего образа жизни. Целый день - с коня на коня, гости толпятся у него в доме, за столом он радушен и весел, играет в кости, стреляет в цель, а ночью пробирается к своей милой. Другие, наоборот, словно дыханье затаили, сидят в четырех стенах, а когда проходишь мимо, кажется, будто в доме тяжелобольной.
А л ь б а. Так спеши же, покуда они не выздоровеют против нашей воли.
С и л ь в а. Я обложил их со всех сторон. По твоему велению мы воздаем им почести и выказываем готовность в любую минуту им служить. Ужас сковал их: они политично и робко нас благодарят, чувствуя, что им остался один выход - бежать, но никто не отваживается и шага сделать, они мешкают, не знают, как действовать заодно, а в одиночку бессильны решиться на смелый поступок, тому мешает дух общности. Они так хотят ускользнуть от подозрений и тем самым навлекают их на себя. Я с радостью предвижу осуществление твоего замысла.
А л ь б а. Я радуюсь только свершившемуся, да и то с неохотой, - всегда ведь остаются поводы для тревог и раздумий. Счастье своенравно, ему случается вознести низкое, ничтожное, а хорошо продуманные действия обесчестить пошлым исходом. Оставайся здесь, покуда не прибудут наместники, и тут же отдай приказ Гомецу занять улицы, а сам поспеши арестовать Эгмонтова секретаря и прочих, указанных в списке. Когда дело будет сделано, придешь сюда и доложишь моему сыну, он передаст мне эту весть на заседании совета.
С и л ь в а. Надеюсь, мне нынче вечером суждено будет предстать перед тобой.
Альба идет к сыну, все время стоявшему на галерее.
Я сам не смею себе признаться, но надежды мои угасают: боюсь, все будет не так, как он задумал. Мне видятся духи; в тихой задумчивости взвешивают они на черных весах судьбы наместников и многих тысяч людей. Медленно колеблется стрелка весов - вверх, вниз; глубоко задумались судьи, вот опускается одна чаша, вверх пошла другая - своенравная судьба дохнула на нее, и все решилось. (Уходит.)
А л ь б а (выходит с Фердинандом). Как тебе понравился город?
Ф е р д и н а н д. Я многого навидался. Проехал на коне, словно от нечего делать, улицу за улицей. Ваши караулы умело расставлены и держат людей в таком страхе, что те и шепотом слова сказать не решаются. Город как поле, когда вдали уже вспыхивают молнии: ни птицы не видно, ни зверя, разве тех, что в испуге ищут, куда бы спрятаться.
А л ь б а. И ничего больше тебе не встретилось?
Ф е р д и н а н д. Эгмонт с несколькими всадниками проскакал по Рыночной площади, мы с ним поздоровались. Под ним был еще не объезженный конь, прекрасный, я так ему и сказал. "Надо поскорее объезжать лошадей, того и гляди, они нам понадобятся!" - крикнул он и добавил, что сегодня мы еще встретимся, по вашему требованию он прибудет на совет.
А л ь б а. Да, он увидит тебя.
Ф е р д и н а н д. Из рыцарей, которых я здесь узнал, он мне всего более по душе. Мне кажется, мы будем друзьями.
А л ь б а. Ты все еще скор и неосмотрителен, я узнаю в тебе легкомыслие твоей матери, так быстро толкнувшее ее в мои объятия. Сколько раз, прельстившись внешностью, ты поспешно вступал в опасные связи.
Ф е р д и н а н д. Я стараюсь покорствовать вашей воле.
А л ь б а. В жилах у тебя течет молодая кровь, и я прощаю тебе пылкое доброжелательство, опрометчивую жизнерадостность. Не забывай только, зачем я послан сюда, и помни, какую роль я тебе предназначаю.
Ф е р д и н а н д. Не щадите меня своими напоминаниями, когда это будет нужно.
А л ь б а (после паузы). Сын мой!
Ф е р д и н а н д. Отец!
А л ь б а. Вскоре прибудут наместники, прибудут Оранский и Эгмонт. Не сочти за недоверие, что я лишь сейчас говорю тебе о том, что должно произойти. Отсюда они уже не выйдут.
Ф е р д и н а н д. Что ты замыслил?
А л ь б а. Принято решение взять их под стражу. Ты удивлен? Послушай же, что возложено на тебя; причины ты узнаешь, когда все свершится, - сейчас говорить о них уже нет времени. С тобой одним я хочу обсудить самое главное, самое сокровенное. Нерушимые узы связывают нас, ты мне дорог, я люблю тебя и всему, всему хочу тебя научить. Не только привычке повиноваться, но и уменью вникать в самую суть полученного приказа, уменью повелевать и выполнять. Я хочу оставить тебе это великое наследство, а королю - надежнейшего слугу, отдать тебе лучшее из того, что есть у меня, дабы не стыдно тебе было стать вровень с твоими братьями{38}.
Ф е р д и н а н д. В каком же я долгу перед тобой за любовь, которою ты даришь одного меня, тогда как вся страна перед тобой трепещет.
А л ь б а. Теперь слушай, что надо делать. Как только наместники войдут во дворец, все входы и выходы будут заняты войсками. Гомецу уже отдан приказ. Сильва поспешит захватить секретаря и наиболее подозрительных из Эгмонтовой свиты. Ты расставишь караулы у ворот и во внутренних дворах. Но прежде всего размести верных людей здесь и в соседних покоях, а сам жди на галерее, покуда не вернется Сильва, и принеси мне какую-нибудь ничего не значащую бумагу в знак того, что он справился с возложенным на него поручением. Потом оставайся в сенях, жди, когда Оранский соберется уходить, и следуй за ним, я задержу Эгмонта под предлогом, что мне надо еще поговорить с ним. В конце галереи потребуй у Оранского его шпагу, зови караульных и быстро захвати этого опаснейшего из опасных, а я захвачу Эгмонта.