М а т ь. Правда! К нему нельзя не чувствовать склонности. Всегда он такой обходительный, непринужденный, открытый.
К л е р х е н. В нем нет и капли неискренности. И - вы понимаете, матушка? - ведь это сам великий Эгмонт! А когда он приходит ко мне, он такой милый, такой добрый, он готов скрывать свое высокое положение, свою храбрость! Он так заботливо относится ко мне! В нем так чувствуется только человек, только друг, только возлюбленный!
М а т ь. Как ты думаешь, придет он сегодня?
К л е р х е н. Что же, вы не видели, как часто подхожу я к окну? Не заметили, как прислушиваюсь ко всякому шуму за дверью? Хоть и знаю, что не придет до ночи, а все поджидаю каждую минуту, с самого утра, как только встану. Ах, если бы только быть мне мальчиком и всегда ходить вместе с ним! И ко двору, и везде! Я могла бы нести за ним знамя в бою.
М а т ь. Ты всегда была такой причудницей, с первых детских лет - то резва до крайности, а то задумчива - тише воды, ниже травы. Не оденешься ли ты немножечко понарядней?
К л е р х е н. Пожалуй, матушка! Ежели заскучаю. Знаете, вчера проходили мимо несколько его молодцов и пели о нем хвалебную песенку. Во всяком случае, в песне поминалось его имя; остальное я не смогла разобрать. Сердце так забилось, что дух захватило! Кабы не было бы совестно, я бы их кликнула.
М а т ь. Остерегайся! Пылкий твой нрав может все погубить. Ты прямо выдаешь себя перед людьми. Как на днях у дядюшки: нашла печатную картинку и описание - и благим матом закричала: "Граф Эгмонт!" Я до ушей покраснела.
К л е р х е н. Еще бы мне не закричать! Это была битва при Гравелингене. И я вижу вверху картины букву Э - и снизу в описании отыскиваю Э. Там написано: "Граф Эгмонт, под которым падает убитая лошадь". Меня всю всколыхнуло - и сейчас же пришлось мне рассмеяться над тем, в каком виде изображен был Эгмонт: такой же вышины, как гравелингенская башня рядом с ним и английские корабли по другую сторону. Когда иной раз я вспоминаю, каким я когда-то рисовала себе сражение и что за образ представлялся мне, когда вы рассказывали о графе Эгмонте, и каков он теперь передо мной...
Бракенбург входит.
К л е р х е н. Ну что там такое?
Б р а к е н б у р г. Ничего в точности неизвестно. Во Фландрии будто вспыхнуло восстание. Правительница должна озаботиться, а то оно может и сюда докатиться. Замок набит войсками, толпы горожан у ворот, и народ гудит на улицах. А мне нужно поскорее к старику отцу. (Собирается уйти.)
К л е р х е н. Увидим ли вас завтра? А я хочу немножко приодеться: к нам придет дядюшка, а у меня довольно неряшливый вид. Помогите мне немного, матушка. Захватите вашу книгу, Бракенбург, и принесите мне еще какую-нибудь такую же повесть.
М а т ь. До свидания.
Б р а к е н б у р г (протягивает руку). Позвольте руку!
К л е р х е н (не подавая руки). Когда вернетесь.
Мать и дочь уходят.
Б р а к е н б у р г (один). Я заранее решил, что в самом деле уйду, а когда она это так и поняла и дала мне уйти, я готов был прийти в бешенство. Злосчастный! И тебя не тревожит жребий твоей родины? Разрастающееся возмущение? И тебе все равно: соотечественник или испанец, и кто правит, и кто прав? Не такой ведь я был мальчишкой-школьником! Когда задавали там сочинение: "Речь Брута о свободе как образец ораторского искусства", - тут ведь Фриц постоянно оказывался первым, и учитель говорил: "Вот если б только это было изложено поправильней, не спотыкалось бы все так - одно об другое!" Тогда все это кипело и поднимало. Теперь я вот эдак влачусь унизительно в глазах этой девушки. Неужто не могу я уйти от нее? Неужто не может она полюбить меня? Ох! Нет! Она... она... быть не может, чтобы она в самом деле совсем оттолкнула меня! Не только совсем - хотя бы в половину! Хотя бы сколько-нибудь! Больше я этого не стерплю! Неужели правду сказал мне намедни на ухо приятель? Будто бы она по ночам тайком впускает к себе какого-то мужчину, а меня между тем постоянно перед вечером целомудренно выпроваживает из дому? Нет, это неправда, это постыдная ложь и клевета! Клерхен столько же невинна, сколько я несчастен. Она меня выбросила, она выгнала меня из своего сердца! И я осужден так жить дальше? Не стерплю, не стерплю этого! Вот-вот родину мою начнет бурно колебать внутренний раздор, а я, бессильный, умираю под шум этого смятения! Не стерплю, не вынесу этого! Когда дребезжит труба, гремит выстрел - дрожью пронизывает меня до мозга костей. Нет, это не бодрит меня, не стремит меня тоже ринуться вместе с другими в борьбу, рисковать собою! Злополучная, постыдная участь! Тем лучше. Один конец. На днях я бросился в воду, стал тонуть, а все-таки боязливая природа взяла верх: я почувствовал, что могу плыть, и спасся против волн. Эх, позабыть бы мне время, когда она любила меня - казалось, что любила! Зачем овладело мною всецело это счастье? Зачем надежды эти пожрали во мне все сладостное желание жить и только издали каким-то раем манили меня? А первый тот поцелуй! Тот единственный! Здесь (кладет руку на стол), здесь были мы одни. Всегда была она добра и дружелюбна ко мне... тут стала нежной она... Она на меня взглянула - и все кругом пошло, и я почувствовал ее губы на своих губах. И... и теперь? Умри, несчастный! Что медлишь?! (Достает из кармана пузырек.) Не напрасно же украл я тебя у брата из его ящичка с целительными снадобьями, спасительный яд! Ты поглотишь сразу эту тоску мою, эту дурноту, этот смертный пот - и освободишь меня.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ПЛОЩАДЬ В БРЮССЕЛЕ
Еттер и плотник идут вместе.
П л о т н и к. Разве я этого не предсказывал? Уже восемь дней тому, как на сходке цеха я говорил, что тут крутая каша может завариться.
Е т т е р. А неужели правда, что они во Фландрии церкви разграбили?
П л о т н и к. Полностью и церкви и часовни загубили. Одни голые стены оставили. Форменный сброд! И ведь это портит все наше хорошее дело. С самого начала ведь был уговор: в порядке и с твердостью заявить правительнице свои права. На том нам и следовало стоять. А теперь поговори-ка да соберись - ан выйдет, что мы с бунтовщиками заодно.
Е т т е р. Да, всякий сначала думает: "Что тебе свой нос вперед совать? Ведь от него близко и до шеи".
П л о т н и к. Боюсь я, как шум-то пойдет по голытьбе да по черному народу; ему терять-то ведь нечего! Им это всего только предлог, на который и мы опереться можем, а стране от того прямая погибель.