Наш декан сидел у себя в кабинете, и меня к нему впустили. Но тут другая вышла закавыка. Он сказал, что эту преподавательницу он не знает и потому подписываться не собирается. Я стал ему объяснять, что его подпись касается меня, а не Шаргийя ханум. Но убедить его было невозможно, хотя и он указал на альтернативу. Мол, если напишу письмо от его имени, то он подпишется. Я поддакнул и протянул ему письмо, чтоб он прочел. «Зачем мне читать? Ясно, что ты там себя хвалишь», — сказал он, даже не заметив, что я в слове «Tövsiyə» по ошибке написал два «у». Что ж, я вышел из деканата и готов был взорвать это чёртово место.
Насколько я помнил, на четвертом этаже была комната с компьютерами, и тут невольно вспомнил библиотеку в Берее: и компьютеры были, и сканеры, и принтеры были, действующие с помощью студенческой магнитной карточки. Но ничего, давя в себе гнев, я дошел до этой самой комнаты, которая была закрыта. Это уже превратилось в дело принципа: я сегодня должен был получить это письмо со всеми формальностями. Пришлось в эту жару тащиться в интернет клуб и там, снова написав письмо теперь уже без ошибок и с именем и контактами декана под ним, напечатать его и обратно пойти к декану. Я это сделал. Вернулся в университет и, дошедши до лифта, поймал себе на мысли, что я очень злой: охранники с виду злые, студенты, идущие навстречу, злые, секретарши и деканы злые, и потому я тоже злой. Лишь бы отделаться от этого дурного места. Учиться там, дай бог, я больше не стану.
Итак, декан был на месте и пренебрежительно подписал письмо. Я пошел в общий отдел, там после стояния в получасовой очереди — сегодня, кажись, шла запись на прием к ректору, — наконец-то получил печать.
Итак, из нужных документов аттестат и одно рекомендационное письмо есть. Остались: академический транскрипт с Береи — написал им, через три-четыре недели он будет у меня, и новый TOEFL бал — сдаю двадцать пятого числа, через неделю, ответы получу через полтора месяца, отправлю имэйлом в Ноттингемский, и если они примут без условий, то еще через три недели получу официальное письмо о приглашении. И после перевода на азербайджанский все документы будут готовы, смогу подать на получение стипендии.
А насчет творчества — худо дело. Никак не могу заставить себя докончить картину для блога.
…
…
11 июля, 2013
И на этом собеседовании сказали, что взять меня в художники они бы рады, только ведь я студент, а им нужны сотрудники на весь рабочий день. А жаль, неплохая зарплата (семьсот манатов в месяц) и удовлетворение от работы были бы. Что ж, огорченный я воротился домой с мыслью, что больше не стану искать работу, все равно никто не хочет в художники или дизайнеры студента на всего два-три месяца. Тете об этом сказал, она раздосадовалась.
15 июля, 2013
Ходил в американский центр послушать лекцию о важности Гарлемского ренессанса в борьбе чернокожих. Интересно было. После лекции увидел Тюркан, она тоже была средь слушателей. Давно же я не видел её, еще со времён подготовок в Гяндже. Она осталась такой же приятной, добавила к уровню начитанности, хотя чуток жеманная, что ли, стала. Выйдя из центра, мы направились к Центральному Банку и по дороге заговорились так, что, дойдя до Банка, решили отправиться на Торговую, чтоб сесть в кофейне и продолжить беседу.
Я расспрашивал ее о том, чем она занимается, к чему стремиться, чего от жизни хочет. Она отвечала, что учится здесь, через AEGEE развивается, едет гулять в разные страны Европы.
— И знаешь что, — говорит она, — сейчас уже отец не противится моим гуляниям, как раньше. Он пускает меня, любопытствует про наши проекты, а в прошлый раз вообще поинтересовался моим мнением насчет одного важного семейного дела. Представляешь?
— Это хорошо, — улыбаясь, ответил я. — Знаешь, я давно тебя не видел, и мне очень интересно, чем же ты хочешь по жизни заниматься?
— Я хочу помочь девушкам и женщинам нашим, — приняв серьезное выражение лица, начала она. — Я-то свободна от отцовских или братских или, не дай бог, от велений мужа, но ведь в селах, в провинциях полно таких девушек, кого держат за рабов или домашнего зверя, не пускают туда-сюда. Матери дают пощечину, отцы или братья бьют кулаками или ремнями за то, что они захотели чуточку свободы — встретиться или поговорить по телефону с друзьями или захотели написать свою жизнь сами — захотели поучиться в столице. Скольким запретам они подвергаются, и всё потому что дебильные наши традиции диктуют, что то или иное нельзя девушке — что люди подумают?..