В противовес этому показателю — ВВП на душу населения — некоторые страны вроде Бутана или некоторых штатов в США приняли за меру хорошести общества так называемое Валовое национальное счастье. Кроме экономики, сюда включены также пакет соцзащиты, экологическая и психологическая благосостояния и пр. Мерят это счастье через опросы, что и является основной слабостью этого метода. Потому что, как было сказано выше, интерпретация счастья — когда человека спрашивают насколько он счастлив, — зависит от того, в чём разные люди находят счастье и как они относятся к его источникам. Так, какой-то скрытый маньяк, наслаждающийся пыткой жертв в своём подвале, может указать тот же уровень счастья и психологического благополучия, что и какой-то альтруист, любящий помогать жертвам такого рода преступников. Таким образом, счастье — это, наверное, самое трудно определимое понятие человеческого общежития, поэтому оно не может служить основой хорошести общества. Из всего этого следует, что дать положительное определение хорошему обществу почти невозможно. Однако, есть робкие дескриптивные, отнюдь не прескриптивные, попытки обозначить свойства общества, где всем — или хотя бы почти всем — было бы «хорошо» в самом оголённом фундаментальном смысле этого слова.
Община как игрок хорошего общества
Как уже было отмечено, часть моих доводов строится на рекомендациях социолога Этциони Амитая. Он предлагает балансировать между такими составляющими хорошего общества, как государство, рынок и общины. Теоретическая разработка и разнокалиберная практика первых двух элементов нам хорошо известна из политфилософий, с одной стороны, социализма, где государство является гарантом хорошести общества, а с другой — либерализма, где индивид с лёгкой невидимой руки рынка и своим неотъемлемым правом на частную собственность творит чудеса благоденствия, то бишь строит хорошее общество. Социализм даже рассматривать не стоит. А в случае с либерализмом всё-освобождающийся субъект доходит до такой степени освобождения от всяких коллективных идентичностей, будь это сословная, религиозная, национальная, половая и пр., и становится настолько успешным потребителем частной собственности, что в своей квартире, заваленной мебелью от IKEA, в позе эмбриона начинает от безумия сосать большой палец, в то же время другим большим пальцем тыкая в экран телефона, чтоб в чате выйти хоть на какое-нибудь другое человеческое существо и снова пережить праздник принадлежности к чему-то большему, чем он сам и его полёт в экзистенциональную бездну нигилизма, которая, к сожалению, не может превратиться в его частную собственность. Говоря менее образно, такой человек переживает кризис идентичности — исчезает то множество большей, чем он, коллективной одинаковости, указав на которую он мог бы о-то-же-ствиться, то есть сказать: «Я то же самое, что и…».
Так вот, в место этого многоточия Амитай предлагает ставить идею общины как источника и воспроизводителя утешающих человека смыслов, а зачастую и соц. услуг. И в этом моменте лучше всего раскрывается эта задумка уравнять роли и значимость государства, рынка и общины в деле обеспечения таких необходимостей хорошего общества как доступные всем здравоохранение, образование, службы экстренных случаев и спасения, защита окружающей среды и пр.
В организации общиной таких услуг, основанных на локальных культурах хорошести и волонтерстве, кроется много достоинств. Самым явным, конечно, является отсутствие денежных вложений со стороны государства, то бишь из кармана обычных людей. Лично я видел и был причастен к нескольким таким инициативам. В Кентукки, где я проводил год по академическому обмену, я волонтерствовал в группе помощи отстающим подросткам с их домашками и пр. Каждую неделя я выкраивал по пять часов своего времени на это, и оставался довольным. Дальше, в Ноттингеме я был свидетелем, как группа студентов решилась стать Nottingham Night Owls — добровольческой службой помощи слишком пьяным студентам в выходные вечера-ночи. Проблема в том, что такие опьяневшие молодые люди могут просто не дойти до дома, а провалятся где-нибудь на улице в минусную погоду. Был случай, когда девятнадцатилетний студент из другого города умер от отравления алкоголем прямо на улице. Или когда девушка, попавшая в какую-то беду (не помню точно), не смогла дозвониться до помощи — была слишком пьяна. В ответ на такие истории, группа наших студентов решила патрулировать улицы и помогать трезвым умом чрезмерно пьяным. Примером из России могут служить добровольческие отряды поиска потерявшихся людей. Один такой я видел в фильме «Нелюбовь» Звягинцева. Но конечно, этих примеров и в России, и на Западе можно найти уйму. И главным их преимуществом является то, что, во-первых, никто за это общее добро не платит, и во-вторых, у людей появляется, громко говоря, смысл жизни, положительные ценности, свобода посвящать себя чему-то доброму и т. п. В свете всего этого, можно наконец-то предложить одно из десяти правил хорошего общества.