Список на лето дали огромный. В книжный магазин Егоров не пошел: сто раз там был на прошлой неделе - все забито Ленином, Марксом и детскими раскрасками. Побежал в школьную библиотеку.
- Есть Дартаньян?
Библиотекарша спокойно подняла глаза поверх очков, и снова опустила их на стол, заваленный библиотечными карточками.
- 'Три мушкетера' есть, а? - спросил Егоров несколько громче, на тот случай, если она его не расслышала с расстояния сорока сантиметров.
- Конечно же нет, - отвечала она, не отрываясь от любимых карточек.
- Совсем нету? Прям ни одного?
- Я же сказала - нет: все на руках.
- На каких руках?! - у Егорова появились слезы.
- Ну, что-нибудь другое возьми, - спокойно сказала хозяйка миллионов букв.
- А что, другое-то?
- Дай свой список, - вздохнула она и протянула руку.
Егоров достал мятую клетчатую бумажку.
- Так, Дефо, Диккенс, Дюма.., ага, ага. Нет ничего по твоему списку.
- Мне нужны только мушкетеры!
- Ну, я же тебе сказала! - удивилась она егоровской глупости.
Он развернулся и пошел прочь. По пути домой встретил двух одноклассников.
- Куда ходил-то?
- Туда, - махнул он рукой в сторону школы, и пошел дальше.
- Мушкетеров хотел? - спросили они вдогонку.
- Да! - крикнул Егоров не оборачиваясь.
- Мы тоже хотели!
Но он уже их не слышал.
Как часто бывает в жизни - помог случай: книгу дали соседи, но только до четверга. На дворе стоял понедельник и Егоров тут же начал одолевать Дюма. За эти четыре дня, вместе с героями романа, он протыкал врагов шпагой, влюблялся, добывал подвески для королевы...
Прочитав последнюю страницу, он понял, что еще осталось несколько часов до окончания срока возврата книги. Эти часы, сотканные из сотен минут, были остатками воды на дне жестяной кружки. Он впитал в себя еще полсотни страниц и напился.
На следующее утро, выбежав на улицу, он хотел обращаться к своим товарищам не иначе как 'сударь' и 'месье'. Пытался крикнуть: 'Слово дворянина, черт побери!', но удерживался. Когда стоишь с брызгалкой - огромным пластиковым бутылём из-под шампуня, и отражаешь атаки сопляков-товарищей в мокрых штанах и грязных футболках, пропитанных ржавой водой, ты похож не на сударя, а на гигантскую крысу с мокрыми розовыми лапками...
С книгами в те годы невозможно было дружить: когда нет друга - нет и дружбы. Попадались лишь редкие 'знакомые', из других библиотек. И дружить с ними разрешалось только месяц. А то что накупили родители во времена своей молодости, читать было неинтересно, ведь взрослые книги написаны на непонятном языке! Приятелями становились другие вещи: рогатка, телевизор, магнитофон, мальчишки с соседних домов, но они не в счет, потому что всегда были рядом, и их не нужно искать.
Детство слишком торопилось убежать и спрятаться в темных уголках памяти, чтобы иногда выплывать отдельными картинками в поседевшей голове. Капризный ветер, налетевший в самый интересный момент жизни, сдул веселье и бесстрашное любопытство...
Было тепло и солнечно, пока током не ударило из подъездного щитка, или выбило глаз взорвавшимся баллончиком, когда вся компания сидела подле озорного костерка; или машина сбила насмерть дружка, который только вчера был, а теперь его нет...
Не один десяток лет навалился вдруг темной громадой воспоминаний на растерянного человека, будто застигнутого врасплох на месте преступления, которое состояло в том, что тот торопился жить и многое упустил. И лишь случайные вспышки вводили в заблуждение: в твоей ли жизни все это было, или же оно само навыдумывалось?
Егоров уже учился в университете, когда стал замечать множившиеся книжные развалы, понатыканные на каждом шагу. Особенно много было их в центре города - на Кировском проспекте. Стояли продавцы у своих, наспех сколоченных, столов, покрытых тепличной пленкой от пыли, дождя и снега. Продавали кучи книг в ярких обложках с неизвестными названиями. Летом, лузгая семечки, попивая кока-колу; зимой, красные с мороза, полупьяные, веселые, всегда добрые - они с жаром советовали, что интереснее всего читается. У многих людей, оказавшихся в тот момент на Кировском, резко поднималось настроение - Боже, ну все есть! Было бы с собой побольше денег, скупили бы все лотки, а то когда еще сюда вернешься, если ты из деревни.