Прошёл год со дня смерти нашего товарища, а вдова всё не верила в то, что в гробу кто-то есть, вот мы и решили развеять её сомнения. Говорят, что после отпевания гроб открывать нельзя, но его благородие со скепсисом относился ко всем церковным церемониям, хотя в церковь ходил регулярно.
Мы подсвечивали фонарями, а двое рабочих сноровисто орудовали своими лопатами, выкидывая землю на предварительно подстеленный брезент.
— Глянь-ко, Вань, — сказал один, — земля словно пух какой, совсем не слежалась, как будто вчера усопшего хоронили.
Второй рабочий работал молча и чего-то испуганно оглядывался.
— Ты чего, — спросил я Ивана, — покойников боишься? Так покойников бояться не надо, надо бояться живых.
В это время лопата скребнула по гробу и рабочий выскочил из могилы, спрятавшись за спину смотрителя. Это было как-то странно.
Второй рабочий обкопал гроб и подвёл под него верёвки. Вчетвером мы вытащили гроб и поставили его на земляную насыпь. Был второй час тёплой сентябрьской ночи, и вся нечистая сила давно уже повылезала из земли и внимательно наблюдала за нами из-за памятников и крестов.
Смотритель достал из кармана отвёртку и стал откручивать крышку гроба.
— Смотри-ка, Христофор, — сказал он мне, — гроб-то всего на два шурупа закручен. А я помню, что он был закручен на все шесть шурупов.
Я тоже это помнил и подтвердил, что лично видел, как гроб закручивали на все шурупы, который были наполовину вкручены в крышку.
Открутив последний шуруп, мы подняли крышку и увидели там только полковничий мундир с оторванными пуговицами. Покойника не было.
— Закручиваем назад, — сказал я, — убираем всё, чтобы было чисто.
Обратная работа пошла быстрее. МН стояла молча, беззвучно шевеля губами, как будто проговаривала какую-то тираду, которую не могла здесь произнести.
Когда закопали гроб и восстановили холмик с крестом, все облегчённо закурили.
— А сейчас, дружок, — сказал я рабочему по имени Иван, — давай выкладывай всё, как вы раскапывали эту могилу в прошлом году.
Рабочий попытался вырваться из моей руки, но у него это не получилось с первого раза, не получится и со второго. Сивков-старший научил меня цепким захватам, чтобы объект наблюдения не смог вырваться и убежать. Старая филёрская школа.
— Ты чего молчишь? — грозно спросил смотритель. — Не знаешь, какие порядки у нас на кладбище? Говори, а не то это кладбище твоим родным домом окажется.
— Косой меня подбил могилу раскопать, — начал говорить Иван. — Мол, полковник-то не из простых людей, в самых верхах вращался и у него даже пуговицы из чистого золота, в зубах бриллиантовые пломбы вставлены. Сам видел, век воли не видать. Гроб мы откопали, вытаскивать не стали, только крышку сняли и наверх выкинули. Косой начал пуговицы рвать, а тут покойник встал, да как рыкнет на него, он замертво и упал. А убежал от греха подальше. Потом, когда рассвело, пришёл, ни покойника, ни косого нет. Я кое-как крышку закрыл и всё закопал. Где и кто из них сейчас не знаю. Вот те истинный крест.
Мы с МН тихонько шли по аллее к автомобильной стоянке.
— Считается, что ОВ умер от старости в 1960 году в возрасте 78 лет. В сентябре. А настоящий ОВ в том же году и должен был родиться, — сказала МН. — Вы уж, Христофор Иванович, наведите справки, не рождался 6 сентября ли в Вятской губернии мальчик по имени Олег сын Васильев.
По моему запросу из Вятского жандармского управления пришёл ответ, что действительно 6 сентября родился мальчик, которого нарекли именем Олег сын Васильев.
Когда я сообщил это МН, то она перекрестилась и сказала:
— Я так и знала, что он не может умереть. Момент его смерти и был моментом его нового рождения.