В голове гудит, в груди неприятное теснение, ноги еле-еле крутят педали, колеса катятся, но уже не свистят по асфальту: не та скорость, чтобы они свистели.
Еще несколько километров…
Еще несколько километров, уж эти-то несколько километров выдержишь, Ярослав!
Он готов выдержать любой ценой, но убаюкивающая песня мотора звучит одурманивающе. До сих пор ему не приходилось испытывать этого на себе, а теперь он верит, что тащиться перед «подчищалкой» — сущий ад. Лишаешься последних сил и воли. В первую очередь воли. Хотя бы на минутку спрятаться от ветра за автобус и передохнуть в затишье! Но за это тебя ждут штрафные очки. И без того сколько очков потеряно! От основной группы он отстал по крайней мере минут на десять; на сколько же впереди те, первые? Минут на двадцать… Наверняка они уже у финиша! Не упади Рудольф, они бы с ним тоже уже отдыхали — и вообще он не измотался бы так и был бы счастлив. Как же зыбко счастье! Все его радужные надежды на одно из первых мест рухнули в одно мгновенье. Ему осталось последнее место. Ах, черт, ведь самое последнее! Ярославу стало совсем тоскливо. Стоит ли вообще теперь надрываться? И так участь его решена. В итоге последнее или пусть пятое от конца — разве это место? Стыдно будет даже признаться. И без того об этом будут кричать все газеты. Пишут, конечно: мол, каждому, прошедшему до конца всю велогонку Мира, честь и хвала. Но он-то хотел большего, он хотел рассказать, как пришлось бороться, а за последнее место какая же борьба? Разумеется, можно кончить и иначе — сказать: так, мол, и так, здесь вот у меня болит — и баста.
От таких мыслей разламывается голова. Нельзя им поддаваться, он не смеет капитулировать! Но нет сил отогнать прочь проклятое наваждение. Ярослав стискивает зубы, кусает губы, пальцы его судорожно впиваются в руль. Оставшиеся крохи сил он вкладывает в ноги и чувствует, просто ощутимо осязает, как силы покидают его, уходят безвозвратно, и других у него нет.
Наконец впереди сквозь деревья просвечивают контуры города. Трубы, высокая башня и множество красных крыш.
Город, а в нем — финиш!
Наконец-то!
Финиш!
Финиш — это значит спрыгнуть с велосипеда, закутаться в одеяло, смочить пересохший рот, облиться водой и бухнуться в постель. Как много значат какие-то там обыкновенные пять букв! Если б ты только знала; Вожена, сколько воли надо порой иметь! Видела б его сейчас мама, определенно заломила бы в отчаянии руки. И без того она попрекает его велосипедным безумием. Но сейчас, мама, не надо заламывать руки, не надо плакать, твой сын не сдался, не капитулировал, у него сердце настоящего мужчины!
И он уже не сдастся, что бы ни произошло, и пускай за ним тащится «подчищалка», словно поглощающая слабых алчная звериная пасть. До финиша всего несколько километров. Он будет у финиша, даже если придется нести велосипед на себе!
Через город он ехал на велосипеде, вихлявшемся из стороны в сторону, не слыша криков с переполненных зеваками тротуаров, и лишь одна мысль пульсировала в мозгу: «Я должен, я должен, я должен дойти!..» А когда он пересек отметку — до финиша один километр, он отсчитывал глазами уже каждые сто метров. Еще пятьсот, четыреста, триста… вот и стены стадиона, ворота… он выезжает на финишную прямую. В глазах круги, черные и красные круги, и чем медленнее он крутит педали, тем быстрее, в сумасшедшем вихре, несутся эти круги. Сквозь туман он видит поднятые руки. Будто из дальней дали, с трибун до него доносятся крики, приветствующие последнего гонщика. А на пьедестале почета стоят трое, и среди них — Рудо. Рудо пришел третьим, значит, все было не напрасно!
К Ярославу спешит мальчик с клетчатым одеялом, следом бежит еще кто-то, потому что последний велосипедист, не удержавшись на ногах, осел на гаревую дорожку. Его поднимают, поддерживают, говорят ободряющие слова. Кто-то тащит носилки, но Ярослав собирает всю свою волю и отказывается: не хватало, чтоб его несли! Рядом стоит и тренер, поддерживает его, чуть ли не поднимая на руки, и приговаривает:
— Спасибо, Ярка, от всех, ты принес большую жертву!
Ярослав улыбается, ему хочется спать, смертельно хочется спать, но он превозмогает себя, потому что подбежал сияющий Рудо и радостно целует его.
— Ты представляешь, мы заняли пятое место! Ты нам здорово помог, Ярка!
Ярослав уже самостоятельно стоит на ногах. Дрожит, но стоит на собственных ногах. Стоит и слышит тихий всхлип. Кроме него, никто этого не слышит: ведь стон выходит из самой глубины его души. На язык просятся горькие слова, но он проглатывает их и молчит, потому что, даже придя последним, он пережил свой большой день. И Ярослав горестно улыбается, берет протянутый кем-то стакан с соком и пьет, смывая во рту противную горечь.