Они доехали до бульвара на такси, а оттуда пошли пешком до её квартиры.
Майкрофт испытывал странное и до этого момента незнакомое ему ощущение - ощущение легкости. Словно с сердца упал тяжелый острый камень, обрушивший невидимый барьер между этими двумя людьми. Мужчина ощущал легкость редко или не ощущал никогда, ибо обстоятельства всегда требовали от него хладнокровия и соответствующего ситуации поведения. Находясь же рядом с этой девушкой он мог не притворяться и не бояться последствий.
Они беседовали, кажется, о Рафаэле.
- Я не понимаю восхищения людей от созерцания Сикстинской Мадонны. Что в этих картинах такого особенного? полная некрасивая женщина, изображенная или вылепленная во всех позах, - говорила Эшли. - Капелла Киджи в Санта-Марии дель Пополо, Пандольфини во Флоренции… Он не больше, чем архитектор с несчастной судьбой.
- Несмотря на всё это, ты неплохо разбираешься в его творчестве. А впрочем, я согласен с тобой: в искусстве нет объективных критериев. Восторгаться можно чем угодно, потому что весь этот восторг - это не более чем элементарное порождение детских впечатлений и художественных образов.
- Мы пришли. - констатировала Эшли.
Он изучал её взглядом: её неизменное темно-синее полупальто с косой застежкой, растрепанные ветром густые каштановые волосы, крупными волнами спадавшие ей на плечи, и горящие огнём зеленые глаза, смотревшие на него тем же, исследующим, взглядом.
- До встречи. - он уже повернулся, чтобы уйти, но видно не суждено им было так просто расстаться в этот вечер.
- Майкрофт! - он обернулся. - Уже можно, - улыбнулась девушка, указав пальчиком на щеку, как бы желая сказать, что “анастезия уже не действует”.
Легкая улыбка коснулась губ мужчины, он сделал несколько решительных шагов навстречу девушке, положил руки ей на шею и привлек к себе.
Однако, как ни странно, продолжения не было. Они разошлись, дав друг другу обещание позвонить на следующий день или встретиться в пабе.
========== Часть седьмая ==========
Продолжение шестой части
Интересная штука поцелуй. “Слюнявое лобзание” для человека, знавшего о нём лишь по рассказам, и “диалог двух душ” - для влюбленных. Ты не испытаешь никаких чувств при поцелуе с человеком, которого ты не любишь и совершенно обратное - с человеком, который тебе приятен. Выброс в кровь эндорфинов и адреналина, учащение сердцебиения, головокружение, ощущение (а точнее его отсутствие) окружающего пространства - всё это симптомы поцелуя. - Зачем люди это делают? Почему из семимиллиардного населения нашей планеты вам хочется поцеловать именно этого человека (ну и еще Бенедикта Камбербэтча)? Однозначно ответить на эти вопросы нельзя. С уверенностью можно сказать лишь одно - первый поцелуй меняет восприятие человека. Он перемещает отношения в следующую фазу или перечеркивает всё, а потому, если вам неприятно целоваться с вашим парнем, - кидайте его к черту.
Произошедшее было чересчур мило, чтобы быть правдой, однако Майкрофта это вполне устраивало. Он планировал поездку по государственным делам в ближайшие дни и хотел, чтобы Эшли его проводила, однако он не сказал ей, куда летит и за какой надобностью.
Эшли же с того вечера стала рассеянней, чем обычно, в её глазах предметы казались ярче, люди добрее, лондонский воздух (что действительно удивительно) чище, ибо когда человек влюблен (а она совершенно точна была влюблена), всё в его глазах кажется иным: острое - круглее, жесткое - мягче, а неприятности - незначительными, либо незаметными вовсе.
Она видела перед собой Его лицо, когда закрывала глаза, ощущала прикосновение Его холодных рук, Его горячее дыхание на своей щеке, снова и снова переживая события того вечера.
Майкрофт работал. В перерывах между подписанием бумаг и выборами в Корее он находил время, чтобы увидеть её, когда же у него это не получалось, он раскрывал маленькую книгу с надписью “Латынь” на единственной странице “Заметки”, бросал короткий взгляд на её портрет, который когда-то нарисовал сам, и снова включался в работу.
Вернувшись в Лондон из Рима после встречи с Папой и обсуждения, “стоит ли на этот раз праздновать Рождество или же все католики наконец поняли, что всё это пустая трата времени”? Что ж, узнаем. А пока Майкрофт ехал на Шафтсбери авеню. Он не предупредил Эшли о своём возвращении, зная, что до полудня во вторник она всегда была дома. Он не любил сюрпризы, впрочем его визит, как оказалось, им и не был.
“Майкрофт, входи!” - раздался голос Эшли из-за двери прежде, чем мужчина успел нажать на кнопку звонка. Он удивленно изогнул левую бровь, но спорить не стал и вошел в квартиру.
- Я знаю, что … - начал было говорить Майкрофт, но что-то заставило его прерваться и вполне возможно даже смутило его, а вначале я уже упомянула о том, что “чтобы смутить сего мужчину нужно было нечто большее”. Так вот это самое “нечто” сейчас стояло посреди гостиной, совмещенной с кухней, в коротком черном халате из плотной гладкой ткани, полностью обнажавшим стройные смуглые ноги.
- Извини, я… была в душе.
- Была в душе, - на автомате повторил Майкрофт, сохраняя внешнее спокойствие, но при этом рассеяно глядя на её ноги.
- Майкрофт!
Мужчина зажмурил глаза, снова резко открыл их и сконцентрировался.
Девушка внутренне торжествовала: произвести впечатление ей удалось.
- Я принес кое-что. - он показал Эшли небольшой пакет из коричневой хрустящей бумаги с фирменной надписью “Calens’”. - Как ты узнала?
- Спасибо. - девушка умудрилась забрать у него пакет и чмокнуть в щеку одним движением. - А-а, о том, что ты пришел? - она положила на стол в кухне пакет и с наслаждением развернула его, почувствовав сладкий запах корицы. - А не всё ли равно?
Оба улыбнулись. Майкрофт был рад её видеть, но держался воспитанно, стараясь больше не смотреть на её ноги. О, как это было непросто…
- Когда ты приехал?
- Несколько часов назад.
- И сразу ко мне? Я польщена. - девушка говорила с ним из кухни, заваривая чай и раскладывая румяные теплые пирожные из коричневого хрустящего пакетика на тонкую ажурную тарелку.
Майкрофт огляделся по сторонам: и гостиная, и кухня, и выглядывающий из-за двери уголок спальни - всё было выдержано в пастельных тонах. Оттенки мебельной обивки, расшитой бледно-оливковым цветочным орнаментом, фурнитуры, двух небольших кресел с короткими спинками, скатерти на столе в кухне и покрывале на низеньком журнальном столике в гостиной, обои и ковры на полу - всё это сливалось в одну очень светлую картину с еле различимыми переливами от белого к бежевому, светло-светло голубому и светло-светло кремовому.
Вскоре двое сидели в небольших мягких креслицах с короткими спинками друг против друга в гостиной за маленьким журнальным столиком в небольшой квартире Эшли на Шафтсбери авеню, что на лондонском бульваре.
Они молчали, пили крепкий чай из небольших красивых чашек (уготованных когда-то для особых случаев), обменивались взглядами, но в какой-то момент Эшли резко встала и подошла к окну. Свет, спокойно вливающийся в комнату сквозь ажурный тюль, отражался в складках черного халата из гладкой ткани, играл во влажных волосах девушки, ласкал её лицо и руки. Она казалась волшебной феей, такой необычной и неправильной для середины недели в шумном Лондоне.
- Забавно, правда? - сказала она, глядя в окно.
- Что именно?
- Ты возвращаешься из Рима, я встречаю тебя в своей квартире в одном халате, и вот мы сидим и пьем чай. Всё в мире закономерно, однако ты всегда исключение. Любой другой бы уже, как минимум, воспользовался бы моим, эм,… не самым выигрышным положением, - она обернулась и коротко посмотрела на Майкрофта, - но ведь только не ты, верно?