— Ольга, зайди ко мне минут через десять, — я не заметила, как в приёмной появился Лев Сергеевич.
Он прошёл мимо меня, я же суетливо спрятала результат УЗИ под стол.
— Хорошо, — ответила с опозданием, когда Гришин закрывал за собой дверь в свой кабинет.
С возвращением директора в офис закончилось моё свободное время, и мне пришлось переключиться на работу. Как бы мне не хотелось позвонить Мише, я старательно выполняла свои обязанности и избегала любой мысли, связанной с любимым мужчиной.
Ровно в шесть часов я собрала свои вещи и, попрощавшись с Гришиным, покинула офис.
Ноги сами принесли меня к Мишиному дому, и только нажимая на кнопки домофона, в голову запоздало пришла мысль, что его может и не быть дома.
Но он был дома. Взял трубку после второго гудка и открыл мне дверь.
Я жутко волновалась, поднимаясь на лифте на любимый и уже ставший мне родным двенадцатый этаж. Ладони вспотели, а сердце готово было выпрыгнуть из груди, отбивая сумасшедший марш.
Дверь в квартиру была приоткрыта, и я вошла внутрь.
— Миш? — позвала из прихожей, но он не откликнулся.
Тогда я скинула туфли и, заглядывая по пути во все комнаты, пошла на поиски мужчины.
Мишу обнаружила в ванной комнате. Он, стоя по пояс обнажённый, поливал голову из душа, склонившись над ванной.
— Миш? — подошла ближе и положила руку на его спину.
И он, не ожидавший, похоже, что я зайду к нему, резко развернулся и мне, чтобы не быть обрызганной, пришлось отпрыгнуть назад.
— Подожди меня на кухне, я сейчас, — оглядев меня стеклянным взглядом, бросил пренебрежительно.
Его тон мне не понравился сразу, но я сделала так, как он сказал. Вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.
Ждать пришлось недолго, Миша появился минут через пять, уже одетый в футболку.
Я зависла на несколько минут, рассматривая его.
— Развелась?
Я подняла взгляд и опешила, увидев презрение в его глазах.
— Что?
— Развелась, говорю? — не скрывая раздражения, спросил он.
— Ещё нет, — смотрела на него и не узнавала того, с кем целовалась в машине пару дней назад.
— Зачем пришла?
— Миш, я не понимаю…
— А тебе и не нужно ничего понимать, — выплюнул зло и прошёл к холодильнику, достал оттуда бутылку воды и сделал пару глотков.
— Миш, нам надо поговорить, — я уже сомневалась в своём намерении сообщить ему новость о своей беременности, но сделала неуверенную попытку привлечь его внимание.
— Ну, так, говори, — не глядя на меня, он подошёл к окну и, приоткрыв его, повернулся ко мне. Прислонился к подоконнику, сложив руки на груди, и выжидающе уставился на меня.
— Миш, я… — в горле пересохло, и я, нервничая под его взглядом, прочистила горло. — Я беременна, — прохрипела и замолчала, глядя на то, как эмоции на его лице сменяют друг друга каждую секунду.
Изумление, радость, настороженность, разочарование, досада, злость, и на все это уходит секунд пять, после чего он приходит в себя и равнодушно спрашивает:
— При чем тут я?
— Ну, как… Ты скоро станешь папой, — мой голос звучит неуверенно и очень тихо, но Миша меня прекрасно слышит.
— А ты уверенна, что отцом буду я? А не твой муж, или Лёва? Или этот, как его? — он потирает подбородок, глядя в потолок, а я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, — Петухов!
Сглатываю, чтобы хоть как-то отсрочить истерику, но это мало помогает. Глаза начинает щипать, и я быстро моргаю, смахивая соленую влагу.
— Ты… — открываю рот, но сказать больше ничего не получается.
— Что я? — насмешливо переспрашивает.
Я больше не смотрю на него, не могу, потому что мешают слезы и потому что больно.
Доказывать ему ничего не собираюсь, поэтому резко поднимаюсь из-за стола, на мгновение потеряв равновесие, и молча иду к выходу. Краем глаза замечаю движение у окна, но он не идёт за мной. Он всё решил ещё до того, как я пришла.
В попытке сбежать оказываюсь далеко от его дома, ноги сами ведут меня в неизвестном направлении.
Вечера уже становятся значительно прохладнее, но я не чувствую холода и совсем не тороплюсь домой.
Пытаюсь унять ноющую боль в сердце, уговаривая себя, что ничего страшного не произошло. Что я должна была предугадать такой поворот событий. Но это мало помогает.
Я была совсем не готова к тому, что Миша останется ко мне равнодушен. На какое-то время мне стало казаться, что у нас может получиться нечто большее, нежели просто секс. Увы…
И только мысль о ребенке от любимого человека придавала мне сил.
И пусть он будет расти без папы, зато у него есть любящая мама, готовая ради него на всё.
Прикладываю ладонь к плоскому животу и поглаживаю пальчиками. Ну, как тут можно плакать? Улыбка пробивается сквозь слезы, и обида на Мишу отходит на задний план.
Мы ведь справимся с тобой, малыш?
Я могла бы сказать, что в этот момент чувствую себя абсолютно счастливой, но это будет неправдой.
Успокоившись и осмотревшись по сторонам, понимаю, что пора сворачивать внеплановую прогулку по незнакомому району, к тому же, начинает смеркаться, а прохожих становится всё меньше.
Домой решаю не ехать, в такую минуту совсем не хочется быть одной.
И я, недолго думая, ловлю такси и называю адрес папы. Надеюсь, Карина дома.
— Олечка, проходи, — на пороге дома меня встречает Мила.
— Здравствуйте, простите, что без приглашения, — смущённо говорю, входя в дом.
— Ну, что ты? Мы тебе всегда рады, только ты к нам редко заезжаешь, — искренне возмущается мачеха, вгоняя меня в краску.
— Карина дома?
— Её ещё нет, но ты проходи. Мы с твоим папой чай собирались попить, присоединишься?
— Да, наверное, — неопределённо веду плечом и иду следом за Милой на кухню, где во главе стола сидит мой отец.
— Привет, пап, — здороваюсь я, а он внимательно меня рассматривает пару минут, хмурясь, и только потом отвечает:
— Привет. Что случилось?
— Ничего, — вру, отворачиваясь от него.
— Пойду, позвоню Карине, — озвучивает Мила вымышленную причину, чтобы тактично оставить нас с папой наедине.
— Оль, присядь, — папа отодвигает стул рядом с собой для меня, а у меня нет сил на споры, поэтому я делаю так, как он просит.
Он немного поворачивает мой стул так, чтобы мы сидели напротив, и заглядывает в мои глаза.
— Оль, ты можешь мне доверять, — говорит мягко, — Да, я знаю, что не заслуживаю этого, но я очень хочу стать тебе отцом.
— Почему тогда… — договорить у меня не получается, резко накатившие слезы душат, сдавливая горло.
— Потому что дурак, послушал твою маму. Она убедила меня в том, что ты после наших встреч истеришь и очень плохо себя чувствуешь, и я поверил в то, что плохо на тебя влияю. Решил, что, когда ты повзрослеешь, мы наверстаем упущенное время. Но, как видишь… А сейчас между нами такая пропасть… — взволнованно говорил папа, а я, прикрыв рот ладонью, глотаю слезы. — И я готов на все, только бы быть чуть ближе, но я не знаю, что могу сделать для тебя… К ни го ед . нет
— Пап, — пищу я и бросаюсь ему на шею.
Он обнимает меня крепко и, кажется, тоже плачет. Сидим, обнявшись, пока оба не приходим в чувства. Я слегка отстраняюсь от него, но папа не выпускает меня из рук.
— Я беременна, — слова даются легко.
А когда до папы доходит смысл моих слов, его лицо озаряется улыбкой, и на глаза снова наворачиваются слезы. Мне так не хватало этой безмолвной поддержки, чтобы кто-то порадовался за меня, обнял так же крепко, как обнимает сейчас папа.
И даже обыденное и такое привычное обращение "папа" приобретает новый, особый смысл.
— За это надо выпить, — целует меня в макушку и встаёт. — Мил! — зовёт свою жену, роясь в шкафчике.
— Что ты там копаешься? — по-доброму ворчит мачеха, входя в кухню.
— У нас скоро внук родится! — гордо объявляет он и кидает на меня благодарный взгляд, а я молча улыбаюсь.