Офис встречает меня беспокойным оживлением. Мимо меня по направлению от приёмной генерального директора то и дело проходят люди небольшими группами.
А когда вхожу в приёмную сама, навстречу мне, придерживая окровавленный нос, вылетает Петухов. Задевает меня плечом, будто намеренно, и, бросив полный ненависти взгляд, молча проходит мимо.
— Олечка, ты уже вернулась? — взволнованный директор стоит в дверях.
— Что-то случилось? — заглядываю за его спину и застываю на месте.
В кабинете директора, повернувшись ко мне спиной, стоит Миша и разговаривает по телефону.
— Хмм… — проследив за моим взглядом, Лев Сергеевич не торопится отвечать.
А я уже и не жду от него ответа. Смотрю на Мишу, затаив дыхание, и пазлы в голове начинают складываться в единую картину.
Он что-то узнал про Петухова, и когда я сообщила ему о беременности, он упомянул его, как предполагаемого отца моего ребёнка. А сейчас он здесь явно не просто так. И нос у зама генерального разбит тоже не случайно.
Не знаю, что я чувствую по этому поводу.
Миша убирает телефон в карман и поворачивается, встречается со мной взглядом и осматривает с ног до головы.
— Пойду пообедаю, — подаёт голос директор, но мы с Мишей не обращаем на его слова внимания, — Только, Мих, давай, без сюрпризов, — на что Миша лишь кивает, продолжая смотреть на меня.
Гришин оставляет нас наедине, но никто не делает первый шаг. Мы так и стоим на расстоянии, молча.
— Миш, что произошло? — спрашиваю, подходя ближе.
— Почему ты не рассказала мне? — в глазах — упрёк и обида? Теряюсь под его хмурым взглядом и останавливаюсь.
— Как ты узнал?
— Ты можешь ответить мне, почему о том, что этот урод приставал к тебе, я узнаю от посторонних людей? — делает шаг ко мне и хватает за плечи, несильно сжимая пальцами.
— Это давно было, и он извинился, — бормочу.
— Извинился? Оля, ты хоть понимаешь, что этим людям нельзя спускать с рук такое?
— Но он вполне искренне…
— Искренне, — зло выплевывает, перебивая, — А то, что это вывернули так, будто у вас роман, для тебя тоже ничего не значит?
— Я объяснила Гришину, когда он узнал об этом, и он меня понял, — почему-то мои ответы больше походят на детский лепет, но ничего не могу с собой поделать. Не люблю оправдываться, но, похоже, сейчас этого не избежать.
— А мне объяснить? Я же думал, что ты изменяешь мне с ним, — обиженно.
— Ты мог бы сразу спросить у меня, когда узнал, — начинаю закипать, вспоминая наш разговор, когда Миша обвинил меня в смертных грехах.
— Мог бы, — повторяет он за мной, но больше не говорит ничего, смотрит мне в глаза, продолжая сжимать мои плечи.
Мне становится неуютно, тесно, и я дёргаю плечами, пытаяясь освободиться.
— Пусти, — говорю строго, но Миша прижимает меня к себе.
— Хрена с два я тебя теперь куда-либо отпущу, — ворчит куда-то в макушку, и я расслабляюсь.
Стоим, обнявшись, ещё какое-то время, а потом я выскальзываю из его рук.
— Расскажешь, что здесь произошло?
— Что-что. Воспитательная беседа. Кстати, Гришин уволил этого урода, — Миша недовольно наблюдает за тем, как я отхожу от него.
— Уволил?
— А ты бы хотела, чтобы он остался?
— Мне, в принципе, все равно, — пожимаю плечами.
— Мне не все равно, и Леве не все равно.
— Спасибо, — натыкаюсь на непонимающий взгляд Миши и поясняю: — за то, что заступился.
— Оль, давай договоримся. Если происходит что-то такое, ты сразу обо всем мне рассказываешь, хорошо? — снова подходит и обнимает меня.
— Хорошо, — мой ответ он ловит губами, нежно целуя.
Эпилог
— Пол хотите узнать?
— А уже можно?
— Конечно, если малыш позволит, — врач садится на стул и берет в руки датчик, ждёт, пока я устроюсь на кушетке и оголю уже ставший заметным животик.
— Ну, а вы, папаша, так и будете в углу стоять? — насмешливо бросает через плечо застывшему в проходе Мише.
— А куда мне? — растерянно.
— Если хотите увидеть своего ребёнка, подойдите ближе. Вот сюда, например, — врач указывает Мише рукой место рядом со мной, и он подходит к кушетке.
Я ловлю его руку, и он сжимает мои пальцы. Волнуется, а мне становится смешно. Впервые вижу его таким потерянным.
— Ну, так что? Пол хотите узнать?
Чувствую холод, когда врач прикладывает датчик к животу, водит аккуратно, размазывая гель.
— Да, — отвечаю уверенно и смотрю на Мишу, а он, сжав челюсти, не сводит глаз с тёмного экрана.
Забавный такой. Сам напросился со мной, а теперь стоит, словно воды в рот набрал.
Пока врач водит датчиком по животу, проводя исследование, я, затаив дыхание, ловлю каждое его слово. Выдыхаю только, когда он заверяет, что с ребёнком все в полном порядке.
— С девяностопроцентной уверенностью могу сказать, что у вас девочка, — поворачивает экран ко мне и указывает куда-то пальцем.
— Как вы это поняли? — прочистив горло, спрашивает Миша.
— Ну, вот, смотрите, — и он смотрит, хмурит брови, прищуривается и наклоняется ближе к экрану.
А я перевожу взгляд на Мишу, умиляясь его реакцией.
— Оль, ты видишь? — с серьёзным видом смотрит на меня.
— Тебе не обязательно это видеть, Миш. Достаточно того, что говорит Юлия Сергеевна, — объясняю мягко, но он мотает головой, мол, ему недостаточно.
Из кабинета выходим каждый в своих мыслях. Я радуюсь тому, что с ребёнком все хорошо, а Миша чем-то озадаченный.
И когда садимся в машину, он озвучивает свои мысли.
— Оль, я забираю тебя к себе. Сейчас едем за твоими вещами, и это не обсуждается, — говорит строго.
— С чего бы это? — спрашиваю серьёзно, сама же еле сдерживаю улыбку.
— Хочу, чтобы мать моего ребёнка была окружена заботой.
— Ну, так я и окружена, — продолжаю подшучивать над ним.
— Оль, — пытается говорить мягко, но я вижу, что он напряжен.
— Миш, я согласна. К тому же, сегодня забрала свидетельство о разводе, — намекаю.
— Значит, завтра пойдём в загс и подадим заявление, — отворачивается от меня, чтобы вставить ключ в замок зажигания.
— Это ты мне так предложение делаешь? — обиженно складываю руки на груди и тоже отворачиваюсь. К окну.
— А как надо? — недоумевает Миша, а я хмурюсь ещё сильнее.
— Никак.
— Оль, ну, к чему эти никому ненужные сопли? Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, — берет мою руку и целует каждый пальчик.
— Не приснилось, — улыбаясь, поворачиваюсь к нему.
— Что не приснилось?
— Я тоже тебя очень люблю, — тянусь к нему за поцелуем.
Этим же вечером Миша привозит меня к себе. С вещами. Но не в ту квартиру, в которой мы познакомились. Как оказалось, пока я жила у папы, он благополучно её продал и купил дом на окраине города.
И я была ему безумно благодарна за то, что он предусмотрел моё беспокойство по поводу соседства с бывшим мужем.
А через пару недель мы расписались. Пышную свадьбу устраивать не стали, хоть мой папа и его родители сильно настаивали. Моя же мама отнеслась к моему скорому бракосочетанию сдержанно.
С ней у меня состоялся серьёзный разговор, после которого она немного успокоилась. Лезть в мою жизнь она не перестала, нет, но она хотя бы стала делать это более корректней, и общаться с ней стало значительно легче.
— Оль, ты не видела мой бумажник?
— Нет. Опять потерял?
— Нет-нет, должен быть где-то здесь, — Миша роется в шкафчиках, а я наблюдаю за ним.
— Занесёт кто-нибудь в течение дня, — задумчиво говорю.
— Кто занесёт? — не сразу доходит до мужа.
— Ну, я же занесла тебе как-то.
— Убью, — рычит, мгновенно оказываясь рядом и обнимая, а я смеюсь, позволяя ему увлечь себя в спальню.