Я заставила себя ступить на разводной мост, который вел в замок эс-Ретнея через пропасть глубиной в восемьсот метров. В течение многих лет его ни разу не поднимали, и там образовался такой толстый слой песка городских улиц, что, когда на него кто-то ступал, раздавался лишь глухой стук. Теперь колеса повозок катились прямо по деревянным балкам, и, опустив взгляд на ноги, я разглядела сквозь щели между досками черноту бездонной пропасти. Теперь замок каждую ночь отбивался от оставшихся дэмов, бродивших по округе, и потом гвардейцы поднимали мост. С одной стороны замок оберегала пропасть, с другой – сотня вооруженных стражей на уступах крепости. Они стояли там, где стены соединялись с горой, и едва можно было понять, где кончается замок эс-Ретнея и начинается могучая западная гора Волариан.
В низинной деревне нас с мамой защищали только два наших последних бдительных гуся. Остальных дэмы разорвали на части, бросив на месте большую часть тушек.
Однако когда я подходила к замку, желудок у меня скрутило не потому, что я завидовала защите обитателей замка.
Дело было в страхе, который терзал меня на обратном пути в деревню каждый проклятый раз, когда мне приходилось покинуть замок – нельзя было надолго оставлять маму в одиночестве. Если бы я не обманывала себя, то не смогла бы отойти от нее ни на шаг, но я всегда придумывала какой-нибудь повод. Иногда даже чересчур убедительный. Например, убеждала, что смогу повлиять на изменения.
Дело было в страхе, который я оставляла за спиной, покидая замок эс-Ретнея.
Дело было в страхе, который поджидал меня всякий раз, когда я возвращалась. Он настигал меня, как только я проходила мимо первых домов, стен и башен, и за ними открывался вид на фасад дворца со всеми его роскошными витражными окнами с изображениями гор и могучих ветров, словно кто-то здесь мог забыть о них хоть на секунду.
Отец пожертвовал одним из окон, расположенным слева и наискосок над главным входом, высотой примерно шесть метров, чтобы в очередной раз продемонстрировать свою силу.
Или свою наивность.
Или мою невыносимую вину.
Воистину я превзошла себя. Раньше я подвергала опасности своих друзей. Сегодня я уничтожаю того, кого люблю.
Несколько недель назад на окне было изображение мюра, северного ветра, который вместе с воинами немийской гвардии сражался против огромного кровожадного саблерога.
Теперь воины, саблерог и мюр исчезли. Разноцветное стекло выбили, а под окном к стене приделали своего рода карниз, словно вырастающий из нижней части проема, достаточно широкий, чтобы на него можно было встать.
В тот день, когда я увидела это в первый раз, моя надежда была еще жива. Она была отчетливой, сильной и упорной, как биение моего сердца.
– Он освободится, – сказала я Вике, Десмонду и Кадизу, веря в каждое слово. Это только цепи. Ему достаточно напрячься, и он вырвет их из стен. Он же…
Ясные и глубокие глаза подруги были полны чувства вины, когда она возразила:
– Он стоит там уже восемь дней, Лэйра. Он пытался вырваться, многократно пытался. Но у него не получается.
Мое сердце превратилось в камень. Ледяной тяжелый камень с острыми краями, о которые я порезалась, осторожно попытавшись до него дотронуться.
День за днем прошло больше трех недель, а он стоял все там же. Руки над головой в железных кандалах, тело прикрыто лишь разорванными штанами и лохмотьями изношенного мовлэ. Они приковали его на карнизе, обрекая на смерть, но не знали, что Повелитель дэмов может страдать от боли и ран, но не умрет ни от голода, ни от жажды, ни от унижения.
Он давно больше не пытался освободиться.
Но теперь уже несколько дней мне казалось, будто сердце осторожно пробует биться. Потому что у нас был план.
Я увернулась от торговца, который так тяжело нагрузил осла, что бедное животное шаталось от каждого порыва ветра. Из-за этого я заметила Вику, только когда она уже подошла ко мне.
– Лэйра! Лэйра, я здесь! – она поспешила ко мне, приветственно обняла и взяла под руку. Во время нашего путешествия в Алсьяна-Дэра ее лицо покрылось сетью шрамов, и она стала носить свои пшеничные кудри, которые раньше практично завязывала узлом на макушке, только распущенными, чтобы они как можно больше закрывали лицо. Конечно, ее все равно узнавали, но это была забота двух охранников, которые по велению родителей Вики ходили за ней по пятам. По крайней мере, они так и не узнали, что она тогда путешествовала со мной. Иначе нам никогда больше не разрешили бы встретиться. В общем, ее родители смирились. В конце концов, больше не было тайной, что я скоро стану супругой Десмонда эс-Йафанна, а значит, я снова оказалась подходящей подругой для их дочери. Но они не знали ни о том, что мы пережили вместе, ни о том, что мы обсуждали, встречаясь с Десмондом.