Аларик сдержал обещание, и границы закрылись. Но сколько монстров осталось к тому моменту на нашей стороне, видимо, так и останется тайной. Я лишь знала, что их слишком много.
Посланник громко откашлялся:
– Я приказал, чтобы пришли все жители деревни. Где ваши люди?
– Вы смеетесь над нами?
В мою задачу не входило говорить за всю деревню. Старосты у нас больше не было. Лирасс, аптекарша и мать Теобо, погибла в сражении с дэмами, и до сих пор мы так и не выбрали новый голос деревни, потому что у нас было достаточно других дел. Мы даже не смогли должным образом похоронить всех погибших.
Мои руки невольно сжались в кулаки. В этом ужасном прорыве дэмов была и моя вина, но эта мысль должна оставаться погребенной глубоко внутри. Если она во всей своей жестокой неприглядности поднимется на поверхность, я больше не смогу помогать деревне. А я еще была ей нужна. Я была одной из немногих, кто не поддавался панике, когда твари подкрадывались, скрываясь в лесном кустарнике. Я была одной из тех, кто не пугался сражения с ними. Я придавала храбрости другим, показывая, что дэмы состоят из плоти и крови. Что мы можем их убить, когда они нападут на нас.
– Те, кто присутствует здесь, о голос замка эс-Ретнея, – это все мужчины и женщины низинной деревни, – выкрикнула я, потому что, за исключением двух или трех взрослых, отсутствовали лишь пара детей, больные и те, кто был слишком стар, чтобы прийти на рынок. И, разумеется, Йеро. Но о том, что паладин без пятерни находился в деревне, в замке никто не знал. Он охранял дом моей матери, пока я была здесь, и старался не привлекать внимания. В конце концов, его ведь изгнали много лет назад. – Скажите, что должны, и уезжайте прочь. Время, когда мы просили эс-Ретнея об оружии, прошло!
Люди зашептались. Нескольких женщин возмутили мои бесцеремонные слова, потому что они ожидали поддержку от замка. Они не знали, что нам не дадут помощи, даже если мы будем умолять на коленях.
Другие были согласны со мной. Каждый из присутствующих кого-то потерял – отца или мать, мужа или жену, сына или дочь, – и их скорбь повисла над площадью как горький дым. Они больше не скрывали разочарования.
– Сейчас нам больше не нужна помощь князя! – рявкнул кузнец, перекрывая гул голосов остальных. – Валите к Повелителю дэмов, о голос эс-Ретнея! И заберите с собой своих разодетых чистюль! Мы не собираемся кормить ни вас, ни вашу клячу!
– У нас самих больше ничего нет! – глухо произнесла пожилая женщина.
Крики зазвучали со всех сторон, и лошадь посланника отступила на пару шагов, когда несколько мужчин угрожающе подошли ближе.
Мне стало нехорошо. Если люди сорвутся и нападут на посланника, снова прольется кровь. Этого ни в коем случае нельзя было допустить. Деревня и так достаточно страдала.
– Дайте же ему высказаться! – выкрикнула я, вскочив на большой камень, чтобы меня было лучше видно. – Я хочу знать, что хочет сообщить нам князь из своей безопасной крепости, стоящей высоко на горе!
Я ожидала, что теперь их гнев обратится на меня, но кузнец взглянул в мою сторону поверх голов остальных, а затем решительно кивнул.
– Дайте ему сказать! – повторил он мои слова своим угрожающим голосом. – Девушка с мюром имеет право услышать его ответы.
Девушка с мюром. Он имел в виду мой традиционный немийский изогнутый клинок, мюродем, который я больше не могла скрывать, когда дэмы напали на деревню. Никто не спрашивал, откуда он у меня взялся, хотя после изгнания было запрещено носить такое оружие. Жители деревни больше не переживали о соблюдении правил княжеского дома. Они были благодарны, что я умела обращаться с мюродемом.
– Ваш князь приводит в низину хороших покупателей! – выкрикнул посол. Он выглядел немного неуверенно – коротко натянул поводья своего мерина и старался держаться рядом с конным эскортом. Его рыжий конь неспокойно шагнул вперед, а затем назад. Его гриву трепал восточный ветер, танэль, теплый, но летом мягкий лишь изредка. И сегодня он налетал резкими жаркими порывами. – Ваш князь хочет сообщить, что понимает, как вам тяжело, и проявит милость. Он повелел, чтобы на следующую осень вам существенно сократили налоги.