«Видимо, тебя держали отдельно, раз впервые оказался здесь», — высказал догадку Орш.
«А я тебе говорил, — опять проявил себя неизвестный, — что у гуманоидов не одно помещение, где с нами… работают».
«Работают? — издевательски бросил Орш. — Хал, ты, оказывается, гуманист».
Хал? Хал, Хал… Я задумался, перебирая известные мне комбинации. Хм, мне этот собрат не знаком.
«Ты же не с нами проходил через брешь миров. А мы ушли в неё первыми. Значит, была вторая волна экспансии в это пространство?» — предположил.
«Вторая была, — согласился Хал. — Но я из третьей. И мы едва успели проскочить. Брешь закрылась бесследно, а я попал в плен, не успев даже начать поглощение».
«Ого… — встрепенулся я, ощущая, как теряю опору. Во всех смыслах: и моему самосознанию стало не по себе, и моя бренная оболочка завалилась на бок, чувствительно приложившись бедром об пол. — Мы здесь застряли? Нам домой не вернуться?»
«Если не откроется новая брешь…» — философски протянул Хал.
«Если мы вообще выживем!» — бросил Орш.
«Если перестанете лить энергию попусту», — тихо прошипел…
«Щег! — опознал я. — И ты здесь!»
От неожиданного осознания того, что нас не так уж и мало, я испытал воодушевление. Завозился на холодном покрытии, рыкнул с досады, заставляя непривычное, чуждое мне тело подчиняться. Оттолкнулся и, наконец, встал. Обретя равновесие, сфокусировался и осмотрелся.
Примитивные гуманоиды меня больше не интересовали. Взгляд скользнул дальше, пробежав по невзрачным серым стенам, силовым полям, ограничивающим наше пространство для жизни, низкому металлическому потолку, полу, где-то чистому, а где-то покрытому спёкшейся органикой. Именно на нём сейчас, кто-то неподвижно, а кто-то осторожно перемещаясь, в разных позах находились те самые физические тела, что на самом деле являлись для нас клетками. Такие же гуманоидные, как пленившие нас существа, и всё же чем-то от них отличные. Впрочем, внешний вид оболочек меня волновал меньше всего. Не они важны сами по себе, как не важна примитивным существам их одежда. А вот количество…
«Так сколько же нас?» — спросил сам себя, но ответ получил от других:
«Восемнадцать».
Немного… В моей группе было больше тысячи подобных мне, и мы были первым отрядом, отправившимся на освоение новых источников энергии. После нас, судя по заявлению Хала, были и другие. Не знаю пока, насколько многочисленные, но… Но из всех только мы выжили?
Значит, восемнадцать… Возможно, всё же больше, ведь здесь определённо не все. Кто-то, как и я до этого, может находиться в бессознательном состоянии в других… местах.
Где именно?
Ответ на вопрос дался с трудом — образы, вызванные отдельным усилием, выходили размытыми и отрывистыми.
Тьма. Вспышка. Энергия совсем рядом — манящая, притягательная, но взять её нет никакой возможности. Непонимание. Что не так?! Краткий миг забытья. Снова всполох пробуждения. «Хороший экземпляр… в моей лаборатории… степень фиксации семьдесят процентов… вводи первую дозу… реакция пошла… надо повторить…» — звуки, раздражающие в своей бессмысленности. Тесный плен оболочки, которая скована так же, как и я. Попытка вырваться. Белые границы, за которые нет хода. Сжимающие, удушающие тиски. И снова тьма.
Воспоминание, от которого хотелось лишь одного — разорвать, испепелить, уничтожить тех, кто лишил меня свободы. И поглотить! Выпить! Забрать у них то, что до сих пор манило, несмотря на ограничения…
Среагировало и тело. Кулаки сжались, взбугрились мышцы, словно силясь разорвать несуществующие путы, а из горла неожиданно вырвался яростный рокот низких частот.
— Смотри-ка ты, совсем ожил, — раздался дерзкий смех, скрывая за собой очередную волну страха. — Живучая тварь.
— Отойди, Ральюс, не провоцируй, а то опять выговор получим.
Считающая себя вершиной пищевой пирамиды особь проявляет осторожность? Это интересно. Я вернулся взглядом к своим тюремщикам, на этот раз изучая внимательнее. Делать это, используя ограниченные возможности навязанного тела, было… невыносимо, но иных вариантов не оставалось.
Первый, тот, что вёл себя наглее, — беловолосый, высокий, двуногий — классический примитивный гуманоид, демонстративно скалился, выражая презрение. Только он не мог знать, что своей бравадой спровоцировал вспышку интереса с моей стороны. Неосознанная опция ставшего тюрьмой тела вдруг проявилась, подарив сверхъестественную зоркость — я отчётливо увидел предназначенными для этого элементами тела учащённо пульсирующую за ухом тюремщика жилку и спешно скользящую по отвратительно розовой коже капельку влаги. Страх… Он знаком этому существу. Именно его он прячет за своим показным бесстрашием. Жалкий. Лёгкая добыча.