— Все-таки зря ты ехать в больницу отказалась…
— Добрый вечер, — перебиваю я его тихим, вкрадчивым голосом.
Парень вздрагивает. Аня оборачивается на меня и распахивает глазищи. Хлоп-хлоп ресницами. Сейчас взлетит.
— Здравствуйте, Алексей Егорович, — тараторит охранник.
— Ты здесь ещё нужен? — стискиваю брелок в кулаке с такой силой, что он издаёт подозрительный писк.
— Нет, — парень мотает головой, вжимая ее в плечи.
«Правильно, бойся.» — Я давлю его взглядом. — «Или вообще исчезни.»
— Свободен! — рявкаю на него.
— Алексей Егорович, — Аня вскакивает мне на встречу, хромая. — Вы не то подумали. У нас тут Маруся беременна. Она поплавать приползла, а я испугалась и ногу подвернула. А Ваня поймал Марусю и отдал хозяину.
От ее способа подачи информации у меня начинает звенеть в затылке.
— Кто беременный? Почему посторонние плавают в моем бассейне?
Аня успевает дохромать до меня и облокотиться на спинку дивана.
— Ну ужик Маруся, — говорит совершенно невинным тоном. — Ваня сказал, что в прошлом году ее тоже на вашем участке нашли. Она плавать любит.
— И почему ты голая? — накрывает меня, когда я вижу голые ноги и бёдра Ани.
— Я в футболке, — протестует она.
— Разрешите! — влезает в разговор охранник. — Я объясню. Аня ни в чем не виновата!
Шумно выдыхаю… Ну совсем охренели! Это я решу в своём доме, кто прав, а кто виноват!
— Говори, — рычу на Ивана. — У тебя минута.
— Алексей Егорович! — чуть не плачет Аня. — Почему вы кричите?
— Села! — рявкаю на неё и оглядываю с мокрой взъерошенный головы до ног, одна из которых забинтована.
Призываю какие-то высшие силы, чтобы не сорваться и никого не покалечить сейчас. Потому что футболка, которая надета на Анечке промокла и теперь совершенно ничего не скрывает, прилипнув к манкому девичьему телу.
С трудом отвожу от него голодный взгляд.
— Ну! — тороплю охранника, желая, чтобы он скорее свалил.
Он нервно ведёт плечами и начинает говорить…
Глава 13. Совсем не пошло.
Аня
Входная дверь хлопает, оставляя меня с Алексеем наедине.
Я чувствую, что Баринов не просто зол. Он в ярости. Воздух между нами звенит от напряжения и становится тяжёлым. Мне абсурдно хочется извиняться. Но за что?
— Ты мне просто объясни, как ты умудряешься? — выразительно разводит он руками. — Как ты вообще дожила до своего возраста с такой тягой к приключениям!
— Нормально дожила, — бурчу и веду плечами, потому что в мокрой футболке становится зябко.
— Почему ты не позвонила мне? — продолжает свой допрос Алексей.
Вот только лампы, направленной мне в лицо не хватает.
— Потому что охрана среагировала быстро. Иван все решил. А вас волновать мне показалось неудобным. — вздыхаю.
— Аня… — он подходит ко мне вплотную и наклоняется, ставя руки по обе стороны на диван. Я вижу, что он себя сдерживает. Старается быть вменяемым, но его глаза просто полыхают и грозят сжечь заживо. — Я хочу всегда быть в курсе того, что происходит в моем доме. В том числе и с тобой. Это понятно?
Это «понятно» прокатывается по моей спине холодной волной.
Мое сердце начинает трепетать, как пойманый в клетку воробышек. Нос щекочет запах туалетной воды Баринова, волосы на руках встают дыбом.
— Понятно… — выдавливаю из себя, больше всего желая, чтобы Алексей сделал шаг назад.
Потому что мне самой бежать некуда, да и есть ли у меня на это право?
— Ты дрожишь, — констатирует Алексей.
Подхватывает край футболки и тянет ее вверх, снимая с меня через голову.
Мокрые волосы распадаются по голым плечам холодными сосульками.
Я замираю, как кролик перед удавом и превращаюсь в напряженный радар, который пытается уловить опасность.
Горячие ладони Алексея ложатся на мои плечи и убирают с них волосы.
— Только я могу тебя трогать, — вибрирует его голос на обертоне. Он отдаётся где-то внизу моего живота и приносит странные ощущения между бёдер.
Пальцы Баринова скользят по шее и обхватывают ее сзади. Жестко. Заставляют меня поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
Ой, мамочки… Новая порция мурашек рассыпается по телу.
Я не выдерживаю его подавляющего взгляда и захлопываю веки.
И в следующее мгновение, совершенно не давая мне одуматься, требовательные губы Алексея накрывают мои испуганные и неопределившиеся.
Где-то на переферии сознания в голове проносится мысль, что именно так и должен целовать мужчина. Чтобы хотелось рухнуть к его ногам с трясущимися коленками и подставлять губы, чтобы он делал это ещё и снова. А самое страшное, что я безбожно совру, если скажу, что мне неприятно.