«Покорнейше благодарю, шлюха ты этакая».
Следующее CMC: «Пожалуйста, ответь. Как тебе шоу? Нужно поговорить».
«Вот поганка! Что за глупая, эгоистичная, самодовольная шлюха. Ведь она знает, что его дом ограблен, а для нее нет ничего важнее, чем какое-то поганое шоу».
И последнее сообщение: «Знаю, это ничем не поможет, но думаю о тебе постоянно».
Да какое она имеет право думать о нем, посылать CMC, вмешиваться! Меня затрясло от негодования.
Но затем, к моему ужасу, телефон снова звякнул у меня в руке. Новое CMC: «Привет, я оставила телефон включенным, чтобы он разбудил меня, когда придет сообщение! Я волнуюсь. Знаю, что ты дома, но не забывай меня! Ты же знаешь, что ты мне нужен!»
Я едва не заорала от злости. Меня распирало от желания ответить. Я начала нажимать на кнопки, хотела позвонить ей и сказать, чтобы она убиралась из моей жизни и оставила моего бойфренда в покое. Я так взволновалась, что пальцы не могли отыскать нужные кнопки. У нее нет на Пита никаких прав. Как она смеет говорить, что он ей нужен?
И снова телефон: «Ну ладно, похоже, ты спишь. Позвони утром, когда будешь свободен».
Я в ярости смотрела на телефон. Пять CMC во входящей почте. Пять! Какая наглость!
И вдруг до меня дошло: он поймет, что я их видела. Я не могла просто отключить аппарат и пойти спать… но и стереть сообщения не могла: Лиз покажет ему свою исходящую почту. Невозможно будет объяснить, куда делись пять CMC. Одно сообщение — куда ни шло, но пять…
Я вздохнула и постаралась успокоиться. Выбора у меня не было. Оставалось лишь разбить телефон.
Я стерла всю входящую почту. Проверила исходящую — ничего. Отключив телефон, прокралась в кухню и включила свет. Глория уселась и с интересом взглянула на меня. Она обрадовалась, что я пришла к ней поиграть. Я вынула из холодильника открытую банку с кормом и опустила в нее телефон Пита. Затем протянула его Глории.
Она посмотрела на него, принюхалась и с любопытством дотронулась до аппарата кончиком языка.
— Не лижи, а кусай его, — прошипела я собачке.
Пришлось немного погонять телефон по полу, прежде чем она поняла, что от нее требуется. В конце концов на мобильнике появились явные отпечатки зубов, и экран треснул. Чтобы Глория не порезалась, я забрала аппарат, смыла приставшую к нему еду и тщательно вытерла мобильник. Потом сняла заднюю крышку и бросила сим-карту в чашку, из которой Глория пила воду. Затем вытащила, потому что не знала, заработает ли она после купания. Сунула карту в карман, положила батарейку под одеяльце в корзине Глории, а рядом и сам мобильник. Глория разок-другой его обнюхала, а потом перестала обращать на него внимание. Это и к лучшему: как бы она в мое отсутствие не принялась его жевать. Умрет, чего доброго.
Я вымыла руки и устало улеглась рядом с Питом. Голову сжимала тупая боль, глаза саднило от долгого плача, но это ничего не значило по сравнению с моим удовлетворением: утром Пит позвонить не сможет. Я представила себе, как Лиз сидит у телефона, недовольно надувает губы, пинает ногой стул, накручивает на палец волосы… Подумать только, пять сообщений, «как тебе шоу, нужно поговорить»… словно ее чертово выступление что-то значит. Да кто на тебя внимание обратит? Я снова затряслась от злости. И все же я ее перехитрила. Не такая уж я беспомощная. Я еще поборюсь.
Но затем я увидела себя со стороны — жалко скорчившуюся возле корзины Глории… ночью, в темной кухне, отчаянно стараюсь натравить собачку на телефон. Да разве это борьба? Какое-то безумие. Что эта девушка сделала со мной? Заставила меня ползать по собственному дому… меня, взрослую женщину. У меня хорошая работа, замечательные подруги, семья, которую я люблю. А веду себя как психопатка, теряю над собой контроль. Да в моей жизни бывало кое-что и похуже, чем эта девушка.
И тут я вспомнила о Кэти.
Подумала, что она сказала бы мне правду.
Глава 10
Впервые я увидела Кэти в церковной школе. Нам обеим было по пять лет. Она сидела на краешке жесткого дивана в гостиной. Помню слабый запах вареной капусты. На Кэти было темно-красное платье с передником и белым воротничком. Ее ноги нe доставали до пола. Она крепко прижимала к груди «Серебряную книгу» и пенал. Лишь взглянув на нее, я тут же поняла, что в пенале лежит полный набор аккуратных, необкусанных фломастеров, и каждый с наконечником, чтобы не высохли.
С восхищением и завистью приметила ее блестящие сережки. Мне мама не разрешала прокалывать уши. Сказала, что придется ждать двенадцати лет.