Последний раз мы ездили туда полтора года назад. Еда была изумительная, мы обедали на террасе, выходившей на великолепный летний луг, залитый солнцем. Потом, держась за руки, отправились на прогулку, прихватив по бокалу с «Пиммсом»[29]. В бокалах звякал лед. Ворковали упитанные горлицы, шелестели на ветру листья. Это место казалось нам воплощением отрешенное от бытия. Мы обрели там мир и спокойствие.
К сожалению, с тех пор здесь кое-что изменилось. Когда мы приехали, терраса оказалась закрыта, повсюду лежали груды мокрых листьев, а зонты, в прошлый раз лениво колыхавшиеся под летним ветерком, были сложены и отставлены в сторону. Впрочем, вряд ли это имело значение: в такую пору не станешь сидеть на улице. Я надеялась, что в баре у них гостеприимно горит камин.
Однако сердце мое сжалось, едва мы вошли в здание. Похоже, здесь сменилась администрация. Теплую, гостеприимную традиционную обстановку — укромные уголки, балки с трещинками — заменили современные бездушные столы, меню с коктейлями и гладкая барная стойка, черная с серым.
Там, где прежде пылал огонь, устроили композицию из красной кочерги и строгих лилий. Вместо ростбифа Питу предложили каннелони[30], а мне — тайского лосося с гарниром из пастернака и лука-порея. Когда заказ подали… от блюда Пита пахнуло жаром микроволновки, словно от кратера действующего вулкана, лосось был чуть теплым, гарнир — вялым и безвкусным, как воск. Я пыталась поддержать разговор, но мысли Пита витали где-то далеко. Он по-прежнему был безупречно вежлив и в то же время словно отсутствовал. Далее не старался поддерживать разговор.
Потом я предложила прогуляться. Мы пошли к калитке, но Пит с сомнением посмотрел на болото, подобравшееся к лугу.
— Я не хочу испачкать ботинки.
— Да все будет нормально! — Я постаралась произнести это как можно убедительнее. — Мы его обойдем. Пошли!
Я взяла его под руку, и мы двинулись, осторожно выбирая дорогу.
— Помнишь, как мы гуляли здесь летом? — спросила я минут через пятнадцать.
— Тогда было гораздо теплее и суше. — Пит задрожал, отцепился от меня и застегнул куртку. — Думаю, нам пора возвращаться. Глупо идти дальше.
— Еще немного, — настаивала я оптимистически, хотя никакого оптимизма не ощущала. — Вон до тех деревьев.
— Ну ладно. — Пит поскользнулся при попытке перешагнуть через грязную палку и обошел лужу с другой стороны. — Слава богу, мы не взяли собаку. Вот бы она сейчас перемазалась. О черт!
Я с тревогой вскинула глаза и увидела, что Пит одной ногой увяз в луже. Он сердито повернулся ко мне.
— Вот почему я возражал против твоей затеи, — пробормотал он сквозь зубы.
Пит изо всех сил тянул ногу, пока, с громким чавканьем, не вырвал ее из лужи. Я не удержалась и фыркнула: с огромным довеском на ботинке он выглядел таким нелепым!
— Не вижу ничего смешного, Миа! Моему ботинку пришел конец — погляди! — Он задрал ногу и закачался от налипшего на ботинок груза. — Черт! — снова воскликнул Пит.
Он поскользнулся, и второй ботинок увяз в грязевой ванне.
Мы оба примолкли.
— По крайней мере, теперь они одинаковые, — утешила я.
Мы переглянулись, посмотрели на его ноги и расхохотались.
— Извини! — Я задыхалась от смеха. — Ты такой смешной!
Я хохотала до слез.
— Ну ладно, — сказал Пит. — Я совсем замерз. Когда успокоишься, подойди и вызволи меня отсюда.
На обратном пути, в машине — его носки сохли на приборной доске — он повернулся ко мне.
— Спасибо за ланч и за прогулку. Все вышло чудесно.
Он сжал мне руку, и мое сердце переполнилось любовью.
Позже, когда он уснул, я спустилась на первый этаж, прошла мимо выставленных сушиться ботинок (при взгляде на них я невольно улыбнулась) и, следуя новому ритуалу, принялась искать его мобильник. Я уже так привыкла к этому занятию, что почти не боялась новых неприятных открытий. То, что я увидела, стало для меня страшным ударом, я невольно задохнулась. Когда загорелся экран и я открыла входящую почту, меня словно опустили к ванну с ледяной водой.
«Ха-ха! Должно быть, ты выглядел забавно. Придется купить тебе новые ботинки. Не извиняйся. Я тебя люблю!»
Маленький огонек надежды, зажегшийся днем, неожиданно потух. Я стояла в темноте неподвижно, как вкопанная.
Глава 20
Ровно в девять, в понедельник, я послала на работу еще одно сообщение: «Как ни странно, я все еще болею». Затем пошла на почту, купила конверт и марку. Взяла открытку, которую на прошлой неделе украла из спальни Лиз, отрезала верхнюю половину, чтобы исчезло ее имя, но остались слова «Всегда буду любить тебя. Пит».
29
«Пиммс» — популярный напиток, изобретенный в XIX веке лондонским ресторатором Джеймсом Пиммом. Его делали из джина, смешанного с ликерами и травами.