Я высказал предположение, что об этих беседах с королевой Вильгельминой отцу напомнило вызывающее поведение англичан в Греции.
- Верно! - сказал он, - совершенно верно! Поэтому-то я и не считаю необходимым делать публичное заявление, осуждающее действия англичан в Греции, не говоря уже о том, что державы оси могли бы использовать такое заявление для своей пропаганды. Дело в том, что мы сможем оказать на англичан нажим, чтобы заставить их действовать в согласии с нашей линией во всех колониальных вопросах. Тут все связано: и Голландская Индия, и Французский Индо-Китай, и Индия, и английские экстерриториальные права в Китае: В конце концов мы все-таки добьемся того, чтобы двадцатый век был двадцатым веком, вот увидишь!
Раздражение, охватившее было отца, совершенно рассеялось, и он с жаром развивал свои планы внешней политики, которая не только не будет зависеть от английского министерства иностранных дел, но и вынудит эту цитадель империализма признать необходимость прогресса. Я понял, что на ближайшем совещании «Большой тройки» отец намерен добиться пересмотра всей международной политики.
Спустя несколько дней я покинул Вашингтон по личному делу самого радостного свойства. 3 декабря в Аризоне я обвенчался с Фей Эмерсон. Я ожидал вызова обратно в Европу примерно через две - три недели. Но как раз перед 16 декабря я неожиданно, и к своему удовольствию, получил отпуск, или, точнее, получил предписание задержаться в Штатах для выполнения «временных обязанностей» до конца рождественских праздников. Этот приказ прибыл как раз накануне 16 декабря - дня, когда Гитлер прорвал наш фронт в Арденнах. Когда сообщение о прорыве было получено военным министерством, я был ошеломлен. Одна из главных задач воздушной разведки заключается именно в собирании сведений, располагая которыми командиры не могут быть застигнуты врасплох. Между тем, как выяснилось из сообщений, полученных в военном министерстве, а впоследствии и из официальных коммюнике, наступление противника застало нас, если не спящими, то, во всяком случае, довольно крепко дремлющими. Опасаясь, не был ли прорыв результатом оплошности моей части, я прежде всего попросил в соответствующих инстанциях разрешения вернуться на самолете в штаб экспедиционных сил союзников и выяснить, что же случилось. Однако мое начальство заняло весьма разумную позицию: оно решило, что упущенного не воротишь, а мое присутствие или отсутствие не могло иметь существенного значения для успешной ликвидации прорыва. Поэтому, застряв в Вашингтоне, я мог лишь строить догадки насчет того, что произошло. Дело было не в погоде, так как фоторазведка обязана выполнять свои функции в любую погоду. Только покончив со своим заданием в Вашингтоне и вернувшись в свою часть, я узнал, что на самом деле наша разведка действовала безукоризненно, что сведения о сосредоточении вражеских войск к востоку от Арденн были собраны и переданы в «соответствующие инстанции», но затем-задержаны или положены под сукно каким-то безответственным офицером разведывательного отдела штаба.
Последние дни своего отпуска я провел в семейном кругу, в Гайд-парке. Это было последнее рождество, проведенное с отцом. Как это ни странно, вопреки тону газетных заголовков и господствовавшей над всем атмосфере войны, для нас это были дни глубокого спокойствия и удовлетворенности. На краткий миг мы выключились из всего мира и снова были единой семьей, тем крепче сплоченной, что, как заметил отец год назад в Каире в День Благодарения, это была большая семья.
Стоявший посреди большой гостиной стол был отодвинут, а на его место водружена нарядно убранная елка. Для каждого из нас была приготовлена куча пакетов с подарками. В сочельник отец уселся в свое любимое кресло-качалку рядом с камином и открыл знакомую всем нам книгу; мы разместились вокруг него. Я растянулся на полу у камина, в котором приятно потрескивал огонь. Читая знакомую с детства «Рождественскую песнь», отец ритмично повышал и понижал голос. Мои мысли бродили где-то далеко и вдруг совсем исчезли. Тут Фей толкнула меня локтем в бок и сердито прошептала: «Ты храпишь, сядь!» Я виновато взглянул на отца, но он, не улыбаясь, подмигнул мне и продолжал читать. Я заметил, что он почему-то забыл вставить свой искусственный передний зуб в нижней челюсти. То же самое вдруг заметил и мой трехлетний племянник Крис, сын Франклина младшего. Он подался вперед и звонко сказал, прервав чтение:
- Дедушка, ты потерял зуб!
Это было утверждение, не требовавшее ответа, а поэтому отец, только улыбнулся и продолжал читать. Но Крис уже потерял всякий интерес к «Рождественской песни». Он встал, подошел к отцу, прислонился к нему и, протянув указательный палец к самому его рту, настойчиво продолжал:
- Дедушка, ты потерял зуб. Ты его проглотил?
На этот вечер с «Рождественской песнью» было покончено.
- В нашей семье слишком развит дух соперничества, чтобы читать вслух, - рассмеялся отец и захлопнул книгу.
- В будущем году, - сказала моя жена, - мы будем праздновать мирное рождество и будем слушать, как примерные дети.
- В будущем году, - сказала мать, - все мы снова соберемся дома.
В первый день рождества, когда все подарки уже были развернуты и оберточная бумага убрана, я подошел к отцу. Он сидел за своим письменным столом и тщательно наклеивал в альбом марки - один из самых приятных для него подарков. Я шутливо сказал что-то о марке Объединенных наций, которой в один прекрасный день он пополнит свою коллекцию,
- Так оно и будет, Эллиот, не сомневайся, - ответил он, - и даже раньше, чем ты ожидаешь. - Отец откинулся назад и протянул мне свою лупу.- Как странно, ведь и я только что думал о такой марке. Не поставить ли мне этот вопрос на повестку совещания, которое состоится через месяц? - Отец засмеялся. - Или они заподозрят меня в низменных филателистических побуждениях?
- Значит оно уже определенно состоится через месяц?
- Настолько определенно, насколько это возможно в нашей жизни. Я с удовольствием ожидаю этой встречи. Перемена обстановки будет мне полезна.
- Не понадобится ли тебе адъютант?
Отец улыбнулся. - Это зависит от твоего начальства, Эллиот. Надеюсь, что дело уладится.
- Я тоже надеюсь.
- Но если даже из этого ничего не выйдет, мы во всяком случае скоро снова увидимся. Я серьезно подумываю о поездке в Англию в конце весны или в начале лета. По-моему, это лучший способ убедить английский народ и английский парламент в том, что Англия должна связать свои надежды на будущее с организацией Объединенных наций - со всеми Объединенными нациями, а не только с Британской империей, и не должна рассчитывать на то, что англичане могли бы втянуть другие страны в блок, направленный против Советского Союза.
Я спросил отца, действительно ли он верит в такую опасность.
- Этого следует ожидать, - ответил он очень серьезно. - Именно к борьбе против нее мы и должны сейчас готовиться. - Помолчав, отец продолжал: - Впрочем, это неподходящая тема для рождества. - Мать, подошедшая к нам, решительно заявила:
- Именно это я и хотела сказать. Мы ведь договорились не заниматься сегодня никакими деловыми разговорами.
Я усадил Фей в поезд, отправил ее в Голливуд, а два дня спустя сам попрощался с отцом, матерью и остальными членами семьи. К новому году я уже был снова в своей части и с головой окунулся в работу. Через три недели я прочитал в «Старс энд страйпс», что церемония по случаю вступления отца на пост президента будет очень простой; мне было приятно думать, что Фей сможет вернуться в Вашингтон и присутствовать на этом торжестве. И вдруг: небеса разверзлись, и я оказался вовлеченным в новую войну.