В Англии моя часть была расположена у Стипл Морден, неподалеку от Кембриджа. Где-то в высших сферах спор между английскими и американскими стратегами заканчивался победой тех, кто настаивал на политике выжидания, пока наше превосходство в живой силе и технике не станет подавляющим. В результате этого спора вторжение через Ла-Манш в 1942 г. не состоялось. Моя группа вела фоторазведку Нормандии и Бретани, но только в виде подготовки и накопления опыта для действий в Африке.
В конце сентября я приехал на воскресенье в загородную резиденцию Черчилля — Чекерс, позаботившись на сей раз получше подготовиться к этому визиту. После обеда Черчилль как бы невзначай заметил, что намерен вечером поговорить с моим отцом по трансатлантическому телефону, и спросил меня, не хочу ли и я сказать пару слов. Я убежден, что небрежность тона Черчилля была только напускной; мне хочется думать, что по свойственной ему внимательности он вспомнил, что это был день моего рождения и что для меня не могло быть подарка приятнее разговора с отцом. Надо отметить, что потребовалось больше двух часов, чтобы соединить премьер-министра с президентом Соединенных Штатов, причем цензор предупредил обе стороны, чтобы они соблюдали в разговоре осторожность. Отец поздравил меня с днем рождения. В ходе разговора он успел осторожно намекнуть, что я не должен удивляться, если вскоре увижусь с одним из членов нашей семьи.
На следующее утро я должен был вернуться в свою часть. Меня пригласили в комнату Черчилля, чтобы попрощаться с ним. Он расхаживал по комнате, окутанный сигарным дымом; другой одежды на нем не было.
— Ого, — подумал я, — будет о чем рассказать внукам…
«Одним из членов семьи» оказалась моя мать. Я впервые узнал о ее приезде, когда мне позвонили из нашего посольства в Лондоне за день до ее прибытия. Я поспешил в Лондон, и встретил ее в Букингемском дворце, куда она отправилась немедленно по приезде.
В Лондоне ее почти все время преследовала плохая погода. Даже в тот вечер, когда мы с ней обедали у короля и королевы в Букингемском дворце, она страдала от холода в огромных, как сараи, комнатах этого здания. Никто не жаловался, так как было ясно, что это одно из проявлений суровых условий жизни в Англии и что королевская семья так же, как и все англичане, стойко переносит недостаток топлива. Мне не хотелось бы отапливать этот дворец за свой счет даже в ту пору, когда топлива было достаточно.
Кроме наших очень любезных хозяев, на обеде присутствовали фельдмаршал Смэтс (я сидел рядом с ним и рассказывал ему о фотографировании Африки, исходя из несколько туманного представления, что это его тема, но забывая, что его часть Африки находилась за много сот миль от моей), а также красавец лорд Луис Маунтбэттен, обаятельная наружность которого вполне соответствовала его репутации. После обеда мы отправились в подвальное бомбоубежище, где нам продемонстрировали только что законченный фильм Ноэля Коуарда «В котором мы служим». Главный герой фильма был, конечно, списан с Маунтбэттена, послужившего источником вдохновения для автора сценария.
На протяжении всего просмотра Маунтбэттен несколько отвлекал нас непрерывными замечаниями о событиях, положенных в основу сценария.
Я просидел с матерью в ее комнате до глубокой ночи, и мы оба стучали зубами от холода. К тому времени я уже знал, что готовится высадка в Африке; как выяснилось позднее, она тоже знала об этом. Но, беседуя в тот вечер, мы тщательно обходили эту тему, высказываясь очень осторожно, чтобы не выдать друг другу тайны, которую оба знали. Все же она сообщила мне одну новость: отец больше чем когда-либо стремится приехать сюда для встречи с Черчиллем и, как они оба надеются, — также и со Сталиным. Мать основательно устала от воздушного путешествия, но охотно согласилась поехать смотреть мою часть.
В тот день, когда она отправилась в Стипл Морден, погода была специально изготовлена тем из английских чертей, на которого возложена в аду задача стряпать английскую погоду. Было холодно, ветрено, мрачно и сыро. Когда дождь не моросил, он лил как из ведра. Под руководством целой комиссии сопровождавших ее англичан мать запоздала на час, и все это время моя злополучная часть стояла, выстроившись на асфальтовой дорожке перед зданием штаба. Наконец, мать приехала, все повеселели, и она вместе со мной обошла строй, пожав чуть ли не две тысячи рук и поговорив со всеми, с кем могла. Затем мы проводили ее в помещение и угостили чаем (спутники ее попросили виски, и мы их заставили пить из чайных чашек, чтобы скрыть это от матери).