Первым из членов семьи, кого я увидел в Белом Доме, была моя сестра Анна. Она рассказала мне, как чувствует себя отец, и все же, увидев его, я был несколько удивлен, главным образом потому, что во время только что закончившейся избирательной кампании ходило много толков о плохом состоянии его здоровья. Он действительно похудел и казался утомленным, но только и всего.
— А чего же ты ожидал? — спросил отец, протягивая мне руку, когда мне удалось не надолго проскользнуть к нему между двумя посетителями. — Эти поездки по стране для ведения избирательной кампании становятся несколько труднее, но мне они идут впрок.
Он постарел, но, несмотря на усталость, с его щек не сошел румянец. Он сказал мне, что надеется отдохнуть недели две, возможно в Уорм-Спрингс, и совершенно определенно намерен провести рождество в Гайд-парке.
— Нравится тебе такая перспектива? — спросил он.
— Конечно! Но я даже не знаю, где я буду к тому времени. Вероятно, снова в Англии. Это будет зависеть от моей работы.
Я спросил отца, когда он сможет рассказать мне о том, что произошло после нашего свидания в Африке, примерно год назад.
— Наоборот, мне нужно послушать тебя, — ответил он. — Я хочу, чтобы ты, как очевидец, рассказал мне обо всем, что касается войны.
Он заглянул в свой блокнот, вычеркнул оттуда что-то и сказал, что мы сможем встретиться в тот же вечер.
— Приходи после обеда. Если успеешь, почитай сегодня газеты. По-моему, это яснее всего покажет тебе, насколько наша страна уверена в близкой победе.
Я не стал напоминать отцу, что год назад он предсказывал победу над гитлеровцами к концу 1944 г. Но я успел просмотреть несколько газет и журналов и в тот же вечер заговорил об атом.
— Теперь я понял, папа, что ты хотел сказать. Все они пишут о послевоенной Европе, о том, что в «Большой тройке» нет достаточного единства, и спрашивают, почему ты не созываешь новое совещание «Большой тройки».
Отец кивнул головой.
— По-моему, — сказал он, — дело в том, что им хочется найти какой-нибудь повод для критики. К счастью, мы идем к победе.
Я спросил, не намечается ли новая встреча «Большой тройки».
— Разумеется, такая встреча должна состояться. Я надеюсь, что мы сумеем собраться примерно в конце января, вскоре после моего официального вступления на пост президента. Фактически не решен только вопрос о месте встречи. Сталин хочет, чтобы она состоялась в России.
— Опять?
— Да, и знаешь, ему в этом трудно отказать. Ведь он действительно возглавляет Красную Армию, а Красная Армия идет сейчас вперед.
В этот первый вечер отец, как он и угрожал мне, заставил в основном говорить меня. Он интересовался всем, что я мог сообщить ему о войне, и жадно слушал мои рассказы о боях. Он так долго держал меня в своей комнате, забрасывая вопросами, что у меня уже не осталось времени поменяться с ним ролями и задать ему хоть несколько вопросов. Однако спустя два-три дня такая возможность мне представилась. Генерал из военного министерства, к которому я должен был явиться с докладом, сообщил мне, что не сможет принять меня в этот день. Я тотчас же отправился в Белый Дом в надежде побеседовать с отцом до начала его работы. Отец указал мне на кресло; он, нахмурившись, просматривал какие-то официальные донесения. На полу валялись смятые в порыве раздражения утренние газеты. Отец продолжал читать еще несколько минут, сопровождая свое чтение недовольными восклицаниями.
Когда, наконец, он поднял голову и взглянул на меня, на моем лице было написано любопытство.
— Греция! — сказал отец. — Английские войска ведут бои против тех самых партизан, которые на протяжении последних четырех лет дрались с нацистами.
Отец не пытался скрыть свой гнев. Я лично читал лишь одно, довольно туманное и явно не полное сообщение на эту тему в какой-то вашингтонской газете. Подробные сообщения появились в печати только через несколько недель.
— Как осмелились на это англичане! — воскликнул отец. — На что они только ни пойдут, чтобы вернуть прошлое!
Кофейник кипел. Отец взглянул на него, заметил, что кофе готов, налил себе чашку и пригласил меня составить ему компанию.
— У меня здесь найдется лишняя чашка, — сказал он.
— Чудесно!
— Если бы Уинстон попросту заявил, что он поддерживает греческих монархистов, — продолжал отец, — я бы не удивился. Это было бы вполне в его духе. Но убивать греческих партизан! Посылать на такое дело английских солдат!