Мне стало дико противно от своих же слов, но я правда не понимал, как можно променять Гермиону на еду и сон? На тот момент я, наверное, забыл с кем разговаривал.
— Гарри, милый мой, — залепетала вышедшая с кухни миссис Уизли. — У нас же скоро похороны… Фреда. Гермиона вернется и…
— Вернется? — спросил я, больше задаваясь этим вопросом, чем спрашивая Уизли. — Вернется ли?
Рон просто в очередной раз выбрал комфорт. Хотя чем я лучше? Выбрал сладкую дырку, вместо самого важного в своей жизни человека. Человека, который впервые просил у меня помощи и не получил её.
«Мне нужна помощь Министерства — решил я и тотчас аппарировал к его входу»
Я сходу ворвался в кабинет нового министра. Там шло какое-то совещание, но мне было наплевать.
— Найдите Гермиону, — потребовал я на правах героя Второй Магической войны. — Она должна быть в Австралии.
Тогда я ещё надеялся, что предчувствие подвело меня, что Кричер чего-то не понял или солгал, что всё обойдётся. Но, когда я увидел виноватый взгляд Кингсли и то, как отводили глаза другие волшебники, я понял. Я всё понял.
— Зачем вы собрались сегодня? — хрипло прошептал я.
— Гарри, понимаешь, — Кингсли вздохнул, — мы не хотели тебя волновать.
— Волновать? О чём вы, к дракловой матери, говорите? Что, блять, вообще происходит?! — заорал я, потеряв последние крохи терпения.
— Гермиону убили.
Эту фразу, сказанную спокойным, отстранённым тоном, который давно выработал Перси Уизли, я повторял себе бессчётное количество раз. Убили. Убили. Гермиону убили. Так просто.
— Как? Как её могли убить? Как могли убить самую лучшую ведьму современности? Да ни один из вас ей и в подмётки не годится!
Кто-то фыркнул. Я не знал имени этого старого козла. Зато я узнал каково ломать его нос. Нос, в который я вбивал кулак снова и снова, пока меня не обездвижили заклинанием и не усадили на стул.
— Гарри, даже лучшие не смогли бы противостоять неожиданному нападению десятерых Пожирателей смерти, — сжав мое плечо, говорил Кингсли.
— Десятерых. Они её…. — я не стал задавать тот вопрос, боясь услышать ответ.
— Они пытали её, да, — всё-таки ответил Перси.
Министр строго посмотрел на него, призывая заткнуться, и деликатно поправил:
— Мы не знаем этого. Они сожгли её.
— Заживо, — мстительно вставил тот, кому я сломал нос.
— Заткнись!
Я было снова попытался кинуться в его сторону, но был тут же привязан к стулу магическими путами. Впервые в жизни я возненавидел магию. Возненавидел присутствующих. И, самое главное, возненавидел себя.
Меня затрясло, я начал раскачиваться из стороны в сторону, воя как раненый волк.
«Гермиона. Моя Гермиона», — повторял я раз за разом.
Я давно должен был понять, что она моя. Моя. А теперь её нет. Её убили. Её пытали. Её сожгли заживо…
Я захотел сдохнуть. Я захотел покончить со всем этим, но тут же одумался. Нет, в целом, мои планы не изменились, они просто получили небольшую отсрочку. Потому как именно тогда в мою голову пришла мысль, что, прежде чем умирать, необходимо кое-что доделать и раздать все долги.
— Вы знаете имена?
Мой спокойный тон озадачил и обеспокоил всех присутствующих. Они переглянулись, и Кингсли осторожно заговорил:
— Некоторых. Но ты должен помнить, что применение непростительных… Даже твоё особое положение…
— Я понял. В тюрьму я не собираюсь. Так можно мне имена?
Мне на удивление быстро передали список, и я покинул этих снобов, которые в своё время не озаботились безопасностью родителей Гермионы. И я не озаботился. Она была бы сейчас… Спустя десять минут я вышел из прохладного Министерства в душный, майский вечер. Долго бродил по лондонским улицам, иногда сталкиваясь с прохожими и пару раз чуть не попав под машину. Мне было на самом деле всё равно, мои мысли витали где угодно, но только не там где надо.
Так продолжалось до тех пор, пока на глаза мне не попался один весьма специфический магазинчик.
— Оружейный, — медленно прочитал я брутальную вывеску.
Брутальный. Отличное слово, главное, корень подходящий. Брут. Предатель. Предателем я ощущал себя тогда. И сейчас ничего не изменилось.
За много месяцев охоты я перестал разговаривать вслух. Перестал общаться с волшебным миром. Я только и делал что искал, находил и убивал. Несмотря ни на что я был милосердным. Думаю, Гермиона бы мной гордилась. Я убивал быстро и пытал только в тех случаях, когда они молчали или сопротивлялись. И иногда напевал песенку про десять негритят, над которой мы с Гермионой когда-то смеялись.
Однажды десять негритят уселись пообедать.
Один из них закашлялся — и их осталось девять.
Одного я настиг в кафе за обедом в Лютном переулке. Куриная косточка ещё долго торчала у него из горла, пока это не заметила официантка.
Однажды девять негритят уснули очень поздно.
Один из них так и не встал — и их осталось восемь.
Второго я задушил подушкой во сне, правда, перед этим основательно покопавшись у него в мозгах, чтобы выяснить, что он знает про остальных. Делая это, я сознательно игнорировал воспоминания об убийстве Гермионы, хотя образ её объятого пламенем силуэта навечно отпечатался в моём сознании.
Потом восьмерка негритят по Девону бродила.
Один остался там совсем — и их теперь уж семь.
Третьего я долго пытал в переулке, пока он не выдал недостающие имена. Думаю, люди долго будут вспоминать тот страшный крик, разорвавший сонную тишину ночных улиц.
Все семь весёлых негритят по тросточке купили.
Один взмахнул — неловкий жест — и вот их стало шесть.