— По поводу чего?
— Обо всем этом любовном дерьме. Это не делает твою жизнь лучше - это делает все в тысячу раз хуже. Если бы я не влюбилась в Сейнта, я могла бы упрятать его за решетку давным-давно и не разбиралась бы сейчас со всем этим дерьмом.
Мак сбрасывает мою одежду и берет за руку.
— На секунду не думай головой - подумай сердцем. Ты знаешь Сейнта. Ты действительно думаешь, что он хотел причинить тебе боль? Ты действительно думаешь, что он сделал бы что-то подобное?
Конечно, нет. Но я также не думала, что мой отец способен изменять моей матери с несколькими женщинами. Я не думала, что доктор Барретт способен лапать меня на публике. Я не думала, что Остин способен на торговлю людьми. Я не могу доверять своему сердцу, или своей интуиции, или каким-то другим инстинктам, которые у меня должны быть. Мое сердце - это то, из-за чего я попала в эту переделку в первую очередь. Мое сердце заставило меня пренебречь логикой и влюбиться в своего преследователя.
Я вылезаю из кровати и продолжаю собирать вещи.
— Я больше не слушаю свое сердце.
То, что от него осталось.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
СЕЙНТ
Моя муза верит, что я способен ей изменять. После того, как я посвятил столько времени тому, чтобы доказать обратное. Доказывая ей, что я совсем не такой, как Уоррен Маршалл, или Остин Эммонс, или Чарльз Барретт. Что я совсем не такой, как эти ужасные мужчины. Что я готов на все и пожертвовать чем угодно ради нее.
Но всего этого было недостаточно. Она никогда не была так близко и в то же время совершенно недосягаема.
Лучше бы она вонзила этот нож мне в сердце. Лучше бы она не щадила меня. Агония от того, что у тебя была она, а теперь ты вынужден жить без нее, невыносима.
Без агента, без контракта на книгу, моя муза - это все, что сейчас имеет значение.
— Сейнт? — Голос Зейдена потрескивает из динамика в моей машине. Я забыл, что звонил ему.
Я на парковке Обернского института изящных искусств. Я никогда не смогу держаться от нее подальше, но она не хочет, чтобы я был рядом. снова отошел в тень.
— Она думает, что я ей изменил, — говорю я ему. — Она отказывается разговаривать со мной. Я не знаю, как исправить это на этот раз.
Между нами повисает тишина, пока Зейден размышляет.
— Ты сказал, что она твоя самая большая фанатка, верно?
— Да. Была. — Произносить эти слова вслух - мучение. Она, наверное, сожгла все экземпляры моих книг, какие только смогла достать.
— Итак, чего бы твой самый большой поклонник хотел для твоей следующей главы?
Мне всегда удавалось проникнуть в головы моих читателей. Представить, на что они будут надеяться в моей следующей части.
Но на этот раз, когда это важнее всего, я не решаюсь.
— Я не знаю.
— Дай ей немного времени. Позволь ей прийти к тебе. Попробуй хоть раз проявить немного терпения.
— Отличный совет.
Как только я заканчиваю разговор, я мчусь через кампус к зданию факультета. К черту терпение.
Но я останавливаюсь, когда замечаю гребаного Тревора Хобарта, наблюдающего за учениками со скамейки.
Ярости, кипящей в моих венах, почти достаточно, чтобы заставить меня напасть на него прямо здесь, в кампусе, при десятках свидетелей. Но я держу руки расслабленно по швам и подхожу к нему, как будто мы собираемся вести дружескую беседу.
Он напрягается, когда я сажусь рядом с ним и кладу руки на спинку скамейки.
— Так ты и Эйприл Эммонс?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Его взгляд такой же бесстрастный, как и тон.
— Ты забыл, как ее зовут, или просто никогда не спрашивал?
Он делает движение, чтобы встать, но моя рука ложится ему на плечо, удерживая его на месте.
— Когда ты используешь меня, Тревор, есть последствия. Особенно когда ты трахаешься с моей будущей женой.
Он отрывисто смеется.
— Будущая жена? Ты бредишь. Она покончила с тобой. — Он наклоняется ближе, его рот кривится в рычании. — Я точно знаю, что ты сделал, чувак. С Остином. С доктором Барреттом. Поверь мне, ты не захочешь связываться со мной. Будь осторожен.
С этими словами он уходит. Его ложь почти убедительна. Неудивительно, что Браяр попалась на его манипуляции вместе со многими другими женщинами. Неудивительно, что она приняла его за друга.
Я протискиваюсь мимо толпы студентов и сотрудников и направляюсь прямиком к ее кабинету.
Я не утруждаю себя стуком, прежде чем распахнуть дверь. Браяр почти не реагирует, как будто ожидала моего прихода.
— Оставь дверь открытой, — монотонно инструктирует она.
— В этом нет необходимости.
Ее пронзительно-голубые глаза уже вернулись к бумагам, которые она заполняет.
— Если ты не хочешь, чтобы я подала против тебя судебный запрет, то да. Поверь мне, администрация гораздо больше заботится о своих профессорах, чем об отдельном студенте. Завтра тебе запретят посещать кампус.
Я сажусь на ее стол.
— Ты по-прежнему будешь проводить писательский ретрит в Николсон-Мэнор?
Ручка Браяр продолжает царапать по странице.
— Да, мне нужно будет приехать на день раньше, чтобы подготовиться. Это будет проблемой?
— Вовсе нет. — Я беру ее за подбородок, заставляя обратить на меня ее горящий взгляд, потому что меня тошнит от того, что она отказывается смотреть на меня. У нее сводит челюсть. — Не важно, как сильно ты меня отталкиваешь, не важно, как долго ты отказываешься смотреть мне в глаза, я все равно сделаю все, что в моих силах, чтобы обезопасить тебя. Заботиться о тебе, доказать свою преданность и любовь к тебе.
Она вырывается из моих объятий, возвращая свое внимание к своему столу.
— Убирайся, Сейнт.
Если она приедет в Николсон-Мэнор на день раньше своих студентов, я могу использовать это время, чтобы напомнить ей, на что был похож наш писательский ретрит во время зимних каникул. Как она была счастлива со мной, как сильно доверяла мне, каково это - влюбиться в меня.
Чего бы твой самый большой поклонник хотел от твоей следующей главы? Возможно, это ее способ сказать мне, что она хочет, чтобы я написал в нашей следующей истории.