Ошеломленная тишина, пока Тревор осмысливает мои слова. Я прикусываю губу, сомневаясь, следовало ли мне признавать это вслух. Какое возможное разумное объяснение я могла бы дать ему, чтобы оправдать, почему я больше не хочу доказывать, что Сейнт преследовал меня и убивал людей вокруг меня?
Следующие слова Тревора звучат неуверенно.
— Браяр, будь честна со мной, ладно? Ты ... влюбляешься в своего преследователя?
— Я не влюблена в него. — Слова непроизвольно срываются с моих губ, вот только ... Я уже не совсем уверена, что это правда.
Может быть, я еще не влюблена в него, но я больше не могу отрицать, что влюбляюсь.
Сейнт де Хаас сделал невозможное - он не только заставил меня признаться самой себе, что я влюбляюсь, но и заставил меня начать влюбляться в моего преследователя. В серийного убийцу.
— Хорошо. Я составлял профили таких парней, как он. Они искусные манипуляторы. Но я знаю, что ты достаточно умна, чтобы не купиться на это.
Я близка к тому, чтобы сказать ему, что чей-то интеллект не имеет ничего общего с тем, насколько хорошо им можно манипулировать, но прикусываю язык.
— Да, не беспокойся обо мне.
Он смеется.
— Ты мой друг, Браяр. Я всегда буду беспокоиться о тебе. В любом случае, я позволю тебе вернуться к твоему писательскому уединению. Увидимся в следующем семестре.
— Увидимся.
Когда я вешаю трубку, Сейнт стучит в дверь и с кошачьей улыбкой просовывает голову в комнату. Я подпрыгиваю, молясь, чтобы он не подслушал наш разговор.
— Мне нравится видеть тебя в моей одежде.
— Если бы ты позволил мне собрать сумку, прежде чем похищать меня из дома, я могла бы взять свою собственную.
Когда Сейнт сказал, что собрал наши сумки за нас, я по глупости подумала, что он украл одежду из моего комода или, по крайней мере, купил для меня женскую одежду. Вместо этого, предмет за предметом одежды, которые я вытаскивала из сумки, были полны свободных, слишком больших мужских нарядов, и все это пропитано его запахом чернил и бумаги.
— Мне нужно, чтобы моя муза прочитала мою последнюю главу. — Он протягивает мне руку и ведет вниз по лестнице.
Его ноутбук стоит на кухонном столике, и он парит рядом, пока я читаю сцену на экране. Это настолько явно фанфик о нас, что я фыркаю. В этой сцене Белль и Саймон только что совершили убийство, и они убегают с места преступления, пока не находят темный переулок, где Саймон поднимает ее, прижимает к стене и трахает, оба они все еще в крови и в масках.
Его воображение абсолютно больное и развратное, и мои губы определенно не должны изгибаться в улыбке.
— Очень жаль, что у меня нет маски, — мурлыкаю я. — Может быть, мы сможем как-нибудь разыграть эту сцену. В исследовательских целях, конечно. Чтобы убедиться в реалистичности ракурсов и физике.
— А пока... — Сейнт направляется к выключателю, погружая нас в темноту. Когда его руки опускаются на мои бедра, на нем надета маска. —... Может быть, мы сможем разыграть одну из твоих любимых сцен.
У меня перехватывает дыхание. Я молю бога, чтобы он говорил о первой пикантной сцене в своем дебютном романе, где серийный убийца в маске трахает героиню на ее кухонном столе.
Сейнт приподнимает меня сзади за бедра, и я обхватываю его ногами. Он усаживает мою задницу на массивный обеденный стол из красного дерева.
— Ах. Так вот почему ты купил этот стол.
— Вот именно, муза, — рычит он.
Сначала он стягивает рубашку с меня через голову, мои глаза все еще привыкают к темноте, а сердце уже колотится в предвкушении.
— Мы что, собираемся разыгрывать каждую сексуальную сцену, которую ты когда-либо писал? — Я спрашиваю. — Потому что ты написал их много.
Я не вижу его рта под маской, но знаю, что он ухмыляется.
— Похоже, тогда мы пробудем здесь какое-то время.
Его опытные пальцы перемещаются к поясу боксеров у меня на талии и стягивают их вниз по моим ногам.
— По-моему, он целый час наслаждался героиней. Если я не ошибаюсь.
Его смешок эхом отдается в маске.
— Да, ему не хватило выдержки автора.
— Ты хочешь сказать, что мог бы лизать мою киску больше часа? — Бросаю я вызов.
— Я говорю, что буду лизать тебя до тех пор, пока у меня не отвалится язык, если ты этого желаешь.
Боже мой, этот мужчина.
— Если у тебя отвалится язык, какой мне от тебя прок?
Он дергает меня к краю стола, моя голая задница скользит по поверхности.
— Мои пальцы и член все еще могут заставить тебя кричать.
Я провожу пальцем по нарисованным языкам пламени на его маске, которые танцуют на его щеке, затем провожу пальцами по нечеловеческой белозубой улыбке, от которой у меня по спине пробегает дрожь, а киска сжимается.
Чтобы доказать свою точку зрения, он не поднимает маску, чтобы доставить мне удовольствие своим ртом. Вместо этого его руки раздвигают мои бедра, и его пальцы находят мой клитор, срывая стон с моих губ.
— Ты больше никогда не будешь сомневаться, зачем я тебе нужен, муза.
Я всхлипываю, когда он срывает с меня лифчик, разрывая тонкую ткань и делая его бесполезным.
Я скриплю зубами.
— Это единственный лифчик, который у меня был, потому что кое-кто не позволил мне взять еще.
— Чем меньше одежды, тем лучше. Я твердо намерен заставить тебя разгуливать по нашему дому голой.
Наш дом. Как будто я уже живу здесь с ним. Сейнт де Хаас - самый самонадеянный, бредовый, обольстительный мужчина, которого я когда-либо встречала.
— А что, если я замерзну?
— Что я тебе говорил, Муза? — он рычит и обнажает свой член, не потрудившись снять с себя что-либо из одежды. Даже при том, что мне до боли хочется увидеть каждый дюйм его тела, пока его глаза наслаждаются мной, есть что-то возбуждающее в том, что он остается полностью прикрытым, пока толкает свой кончик к моему входу.
— Я дам тебе все, что тебе нужно.
Не говоря больше ни слова, он погружает свой член в меня, согревая меня изнутри.
Я вскрикиваю от неожиданного вторжения, болезненно растягиваясь вокруг его толстой длины.
— Ах! Черт!
Сейнт трет мой чувствительный бугорок, заставляя мою воспаленную киску пульсировать, но удовольствие заставляет его член входить и выходить из моих тугих стенок с большей легкостью.