В детстве мама запрещала нам перекусывать, и в нашем доме не водилось сладкое. Она работала администраторшей у местного стоматолога и очень серьезно относилась к порче зубов. Все другие дети брали в школу еду — картофельные чипсы, конфеты, печенье, — мне же давали яблоко или по особым случаям маленькую красную коробочку с изюмом «Сан-Мейд». Помню, как сердился, когда находил ее в моем ланч-боксе, — на коробочке было написано, что изюм прибыл аж из Калифорнии, и я понимал, что даже у сухофруктов более интересная жизнь, чем у меня восьмилетнего. Самое большее, на что я мог надеяться, — яблоко сорта «Голден делишес», причем название вводило в заблуждение — по моему мнению, эти яблоки не соответствовали описанию.
Ребенком я пробовал шоколад только тогда, когда к нам приезжала бабушка. Это был наш маленький секрет, и вкус шоколада был блаженством. Насколько я помню, ничто другое не доставляло мне в детстве такое подлинное удовольствие, как маленькие коричневые квадратики «Кедбери Дейри Милк», тающие на языке.
Теперь я каждый день съедаю плитку шоколада. Иногда две, если дела на работе идут плохо. Какую бы плитку я ни покупал и сколько бы она ни стоила, она никогда не кажется мне такой вкусной, как дешевые шоколадки, которые приносила бабушка. Даже у них теперь другой вкус. Думаю, когда мы наконец получаем то, что, по нашему мнению, хотим, оно теряет свою ценность. Этим секретом никто никогда не делится — а если бы делились, мы бы все перестали пытаться.
Анна и я получили то, что, как нам казалось, мы хотели.
Но это не было неисчерпаемым запасом шоколадных плиток или частным островом под солнцем. Сначала это была квартира, потом работа, потом дом, потом свадьба и потом ребенок. Мы шли тем надежным путем, который проложили для нас предыдущие поколения, постоянно ступая по следам, оставленным столькими людьми, что дорога казалась слишком легкой. Мы были так уверены, что следуем в правильном направлении, и сохраняли наши собственные отпечатки, чтобы помочь будущим парам найти дорогу. Но в конце ритуального прохода по радуге мы не нашли горшочка с золотым счастьем. Когда мы в конце концов, пришли туда, куда, как думали, хотели, то поняли, что там ничего нет.
Наверное, это касается всех, но мы как вид заранее запрограммированы притворяться, что счастливы, когда считаем, что должны. От нас этого ждут.
Вы покупаете машину, которую всегда хотели, но через пару лет вам хочется новую. Вы покупаете дом своей мечты, но потом решаете, что ваша мечта переросла саму себя. Вы женитесь на женщине, которую любите, но потом забываете почему. Вы заводите ребенка, потому что это следующий пункт в вашем списке дел. Так поступают все, и, может быть, это склеит то, что разбилось, хотя вы и притворяетесь, что оно целое. Может быть, именно ребенок наконец принесет вам счастье.
Одно время так и было, мы были счастливы с нашей дочерью.
Мы были семьей, и все казалось другим. Любовь к нашему ребенку словно напомнила нам, как нужно любить друг друга. Каким-то образом мы произвели на свет самое красивое живое существо, которое когда-либо видели мои глаза, и я часто в изумлении пристально смотрел на наше дитя, пораженный тем, что два несовершенных человека смогли создать такого совершенного ребенка. Наша маленькая девочка на короткое время спасла нас от самих себя, но потом ушла.
Мы потеряли ребенка, и я потерял жену.
По правде говоря, жизнь сломала нас, и, когда мы в конечном итоге признали, что не знаем, как починить друг друга, то перестали и пытаться.
— Тело увезли, — произносит Прийя.
Не знаю, как долго я стоял рядом с палаткой, погруженный в собственные мысли. Даже если никто не выяснит насчет прошлой ночи, я не перестану беспокоиться, что Анна так или иначе что-то знает. Она всегда могла раскусить мою ложь.
Мы оба убежали от того, что случилось. Она спряталась в своей работе, а я вернулся сюда — зная, что она не поедет за мной в это место, — не потому, что хотел, а потому, что больше не мог выносить того, как она смотрела на меня. Она никогда напрямую не обвиняла меня в случившемся, по крайней мере, вслух. Но ее глаза произносили все, о чем она молчала. Ее взгляды были переполнены болью и ненавистью.
— Сэр? — подает голос Прийя.