Когда я въезжаю на стоянку Национального фонда, еще темно. Вижу — несмотря на то что поехал из дома прямо сюда — меня все опередили. На стоянке — две полицейские машины и два фургона, а также транспортные средства без опознавательных знаков. Криминалисты уже на месте вместе с сержантом полиции Прийей Пэтел. Работа еще не выжала из нее все соки; она по-прежнему сияет как новенькая. Она слишком молода, чтобы чувствовать себя старой из-за работы, и слишком неопытна, чтобы знать — это в конечном итоге произойдет. Так происходит со всеми. Ее повседневный энтузиазм утомляет, равно как и вечно приподнятое настроение. У меня начинает болеть голова, стоит мне едва взглянуть на нее, и я стараюсь делать это так редко, как только возможно, если работаешь с кем-то каждый день.
Конский хвост Прийи болтается из стороны в сторону, пока она спешит к моей машине. Очки в черепаховой оправе сползли на кончик носа, а в больших карих глазах слишком много рвения. Она не выглядит так, словно ее стащили с кровати глубокой ночью. Плотно прилегающий костюм вряд ли греет миниатюрное тело, а недавно вычищенные ботинки слегка скользят по грязи. Странно, но мне доставляет удовольствие видеть, как они пачкаются.
Иногда мне кажется, что моя коллега спит в полном обмундировании на случай, если ей придется поспешно выйти из дома. Пару месяцев назад она подала специальное прошение о переводе на работу под моим руководством, бог знает, почему. Если в моей жизни и был период, когда я испытывал такой энтузиазм, как Прийя Пэтел, я не могу его вспомнить.
Как только я выхожу из машины, начинает идти дождь. Сверху мгновенно обрушивается сильный ливень, и за считаные секунды моя одежда промокает до нитки. Поднимаю голову и внимательно смотрю на небо, которое думает, что сейчас ночь, хотя на самом деле утро. Луна и звезды виднелись бы, если бы их не скрывала завеса темных облаков. Проливной дождь не очень подходит для сохранения улик на открытом воздухе.
Прийя прерывает мои мысли, и я непроизвольно хлопаю дверью. Она подбегает ко мне, пытаясь держать зонт над моей головой, но я отгоняю ее.
— Инспектор Харпер, я…
— Я же просил вас называть меня Джек. Мы не в армии, — говорю я.
Лицо Прийи застывает. Она выглядит как наказанный щенок, а я чувствую себя несчастным старым мерзавцем, в которого превратился.
— Всех вызвала Целевая патрульная группа, — говорит она.
— Кто-то из них еще здесь?
— Да.
— Хорошо, хочу увидеться с ними, пока они еще не ушли.
— Конечно. Тело вон там. Судя по первым признакам…
— Я хочу увидеть все сам, — перебиваю я.
— Да, босс.
Как будто мое имя — слово, которое она не может произнести.
Мы проходим мимо непрерывного потока сотрудников, которые мне едва знакомы — я забыл имена этих людей потому, что вообще не знал их или очень долго их не видел. Не имеет значения. Моя маленькая, но идеально сформированная Главная группа по расследованию тяжких преступлений базируется здесь, но работает по всему графству. Каждый день мы имеем дело с разными людьми. К тому же на такой работе не заводят друзей, главное здесь — не завести врагов. Прийе предстоит многое узнать. Мы идем в приглушенной тишине, от чего ей, наверное, не по себе, в отличие от меня. Молчание — моя любимая симфония; я не могу ясно мыслить, когда жизнь становится слишком громкой.
Она светит карманным фонариком под ноги, прокладывая нам путь, — до чего же меня раздражает ее неизменная эффективность, — пока мы идем по темному хрустящему ковру из опавших листьев и сломанных веток. Осень была и ушла, погостив в этом году, чтобы уступить место самонадеянной зиме. У меня на пальто нет верхней пуговицы, и оно больше не застегивается до конца. Отсутствие пуговицы я компенсирую шарфом в стиле Гарри Поттера с моими инициалами — подарок бывшей. По-настоящему я так и не сумел избавиться от него, как и от женщины, которая мне его подарила. Наверное, в шарфе у меня дурацкий вид, но мне плевать. Мы держимся за некоторые вещи в жизни только благодаря людям, от которых их получили: это имена, убеждения, шарфы. К тому же мне нравится ощущать его на шее: теплая персональная удавка.
От моего дыхания идет пар, и я еще глубже запихиваю руки в карманы пальто, стараясь сохранить их сухими и теплыми. Входя в белую дверь из ПВХ, с удовлетворением отмечаю, что кто-то догадался поставить над телом палатку. Пальцы нащупывают в кармане детскую игрушку ровно в тот момент, когда я замечаю труп. Я так сильно сжимаю соску-пустышку, что пластмасса врезается мне в ладонь. Меня пронзает боль, но такие ощущения иногда необходимы. Я и раньше видел мертвых людей, но сейчас другое дело.