Я спустила ванну, пока стягивала с себя платье. Ткань была мокрой и тяжёлой, цепляющейся за кожу, но я бы ни за что не стала просить Габриеля вернуться и помочь мне избавиться от него. Он уже достаточно сделал.
Горячая вода так хорошо омывала меня, что я задержалась, намыливая себя со скрещёнными на дне ванны ногами. Гейб заглядывал разок в ванную, окликая меня, и я отвечала ему, но на этом всё заканчивалось, и он оставлял меня в покое.
Я повесила полотенце и вышла, обнаружив его сидящим на кровати. Простыни были заменены, и кровать застилало новое светло-зелёное покрывало. Он же посмотрел на меня, будто я была призраком. С колотящимся сердцем я присела на кровать. Не знаю, что одолевало меня больше: гнев или облегчение.
— Я думал, ты умерла, — повторил он.
— А я думала, что ты собираешься убить кого-то ещё.
— Я не убил.
— И я не умерла. А даже если и так, то какая разница?
— Кэт…
Моё имя так странно прозвучало, срываясь с его уст. Особенно сейчас, когда он смотрел на меня с такой нежностью.
— У нас был уговор. Сделка.
— Только на один день…
— Меня это очень напугало, — произнесла я, прерывая его. Сейчас я не могла остановиться. Мы должны были поговорить об этом, иначе каждый его уход подвергнет меня ужасам вроде панической атаки. — Когда ты ушёл, я не могла даже вздохнуть. Если ты можешь достать больше таблеток…
— Не могу.
— Тогда ты не можешь уходить вот так. Ты не можешь никого убивать. Мы же заключили сделку, помнишь? Нам нужно этого придерживаться.
— Это была честная сделка. Нахождение с тобой… Помогает избавиться от искушения. Это не те же ощущения, но… Близко. Это помогает.
— Ты говорил, что были другие девушки.
— Больше нет, — ответил он. — Я больше не могу приводить домой женщин. Не тогда, когда здесь ты.
— Нет, но ты не мог бы, ну знаешь? Водить их в другие места вместо этого?
Хотя, пока я произносила эти слова, вокруг моего сердца оборачивались толстые ремни ревности. Я попыталась их ослабить. Я ненавидела Гейба, по крайней мере, говорила себе так. Но, даже сидя здесь, я чувствовала его излучающееся желание ко мне. Как и своё собственное влечение, сплетавшееся с его.
Он качнул головой, словно отметая давно рассматриваемую возможность.
— Это не то же самое. С ними всего лишь сексуальная разрядка. А с тобой нет… Я не могу объяснить. В этом есть яркость, — он коснулся моей руки, скользя пальцами по моей ладони. — Может быть, всему виной мысль о том, что ты моя. Навсегда. Что я могу делать с тобой всё, что пожелаю. Что я могу убить тебя, если захочу. Хотя и не смог бы. Не смог бы, — он поспешно проговорил последние слова, сжимая мою руку в своей. — Что бы это ни было, оно вынуждает его убраться. Искушение.
Я вздрогнула. Этого ли я хотела? Не может быть. Я всё ещё не отняла своей руки от его.
— Я разговаривал с твоей подругой. Она скучает по тебе.
Я была так потрясена, что едва не выронила полотенце. И прижала махровую ткань к груди.
— Она сказала, что ты замечательный человек. Очень умная. Она хотела бы сказать тебе об этом перед твоим исчезновением.
— Она думает, что я сбежала?
— Нет.
Я грустно кивнула. Джулс была единственной, кто бы, как я знала, мог постоять за меня. Она знала, почему я сбежала тогда. Когда я подумала о ней, мои глаза начали пылать от слёз. Я никогда не увижу её снова, нет, пока я застряла здесь.
Гейб сидел, наблюдая за мной. Его рука была тёплой под моей.
— Зачем ты рассказываешь мне это? — поинтересовалась я.
Он опустил взгляд на мои пальцы. Его большой палец, мускулистый и массивный, обернулся вокруг моих крошечных пальцев, сжимая их.
— Не знаю. Я рад, что ты не умерла.
— Я не могу здесь остаться.
— Ты не можешь уйти.
Это было не той правдой, которую я хотела услышать. Чёрт бы его побрал! Никогда ни с кем не говорить, не видеться с Джулс, не прогуливаться свободной по просторам внешнего мира. Только сидеть на поводке, всегда быть на конце верёвки, соединённой с ним.
Я отняла руку. Это было единственное, что я могла сделать. Единственный мой акт сопротивления, пусть и небольшой. Он поднялся с кровати.
— Я повешу замок с внешней стороны двери, чтобы можно было оставлять тебя внутри, когда буду уходить. Сделаю это сегодня вечером.
Он собрался уходить, и я поняла, что было ещё кое-что, что я могла бы сделать.
— Гейб?
— Да?
— Не уходи снова. Не убивай его.
Это был обмен. Сделка. Но опять же, что я могла отдать ему? В моей жизни не было ничего. Она ничего не значила. Пока я не умру или не сбегу, я так и буду оставаться ничем. А до тех пор я могла продолжать удерживать его от убийства. Вот где я могла обрести смысл.