— Почему же? — Он снова усмехнулся. — Любил, как и все — родителей, друзей, а теперь свою страну и людей, за которых я несу ответственность. Только вот это не та любовь, что изгоняет страх. А той любви, о которой вы говорите и вовсе не существует кажется.
И замолчал. Илиана тоже не стремилась продолжать этот бессмысленный спор. Обмен философскими истинами, словно проход по канату над бездной — захватывает и увлекает. Но один неосторожный шаг — и ты можешь рухнуть в бездну.
— Ну что, вы узнали всё, что хотели?
— Да, — кивнула Илиана.
— У вас ко мне больше нет вопросов?
— Нет, — она покачала головой.
— Замечательно. Значит я могу отвести вас в ваши покои.
Энтарх шагнул к ней и подал ей руку. Илиана вложила в неё свою и они молча направились по коридорам дворца к её покоям.
Снова оставшись наедине с собой, она в первый раз, наверное, задумалась о том, как тяжело энтарху. Он привык всё делать сам, а то, что не может — контролировать. Потому что, судя по всему, ему некому доверить свою работу. А что ещё важнее, он кажется так и не научился вообще кому-то доверять.
Это было жестоко. И закрывая глаза, в полутьме спальни, Илиана видела его усталое лицо и печальную усмешку. И ей было жалко его. О, нет, Картес был неправ. Прошло уже больше недели пребывания здесь, а она так и не нашла подтверждения всем тем слухам, что ходили об энтархе Эстарии. Она понаблюдает ещё, конечно. Но всё же ей казалось, что с каждым днём, она открывала всё больше и больше фрагментов мозаики под названием «Энтарх» и… не знала, что делать с этим открытием.
Герхарт
День сегодня был…тяжёлый. Он устало потёр виски и вышел на балкон. Прохладный ветер немного освежил голову. Стало легче дышать.
Перед глазами почему то стояло лицо невесты. Странная. Он стал всё больше думать о ней, после того, как разыграл ту партию в ракс. Невольно. Думать всё больше и больше. А сейчас и вовсе не мог выбросить её из головы.
Она вызывала в нём противоречивые чувства. Когда он увидел её с бумагами, хотелось тут же отвести в тюрьму. Он уже слышал раньше все оправдания воровству. Или может она шпионка? Но глаза её горели таким искренним негодованием, почти ненавистью, что он сразу поверил ей. Да, доверие — это роскошь. И чаще всего недоступная. Но как же хоть иногда хотелось позволить себе эту роскошь. И он позволил. Тем более девушка всё равно его невеста. Им придётся как-то жить вместе и находить общий язык.
И если раньше он думал об этом лишь как о неприятной обязанности, необходимой, но от того не менее неприятной, то сейчас… Сейчас он сам не мог понять, что случилось и что с ним происходит. Она вдруг заинтересовала его. Герхарту захотелось узнать её поближе. Настолько странная и живая. Иногда спокойная, как лесной ручей, иногда бурная, как горная речка и совсем не боится его. Даже тогда, когда другие убежали бы без оглядки. О, да. Он знал, что его боятся. И привык к этому, пожалуй. Как она сказала — в страхе нет любви. О, да. В нём нет любви. Давно. Он солгал ей. Он давно уже пуст и иссох изнутри. Как высыхает дерево без воды. Как может дарить любовь тот, кто сам пуст?
Но сегодня он неожиданно почувствовал себя живым и полным. И виной тому была его невеста. Он бы не поверил ей, но настолько ярким и живым был гнев, что такое не сыграешь, не выдумаешь. И ракс. Говорят, что в раксе нужна холодная голова и трезвый расчёт. Нет. На самом деле так ничего не получится. С холодной головой ты никогда не выиграешь в ракс. Ракс игра не стратегов, но тех, в ком горит огонь. Даже в нём временами он вспыхивал, да что там. Казалось полыхал, сжигая дотла, как когда в детстве… Герхарт сжал голову руками. Он же забыл! Почему это воспоминание приходило снова и снова?!
Минутная слабость. Он помотал головой. Огонь… Да. В его невесте как раз этого огня хватало. Он пылал у неё в глазах. Почему то Гер вспомнил её лицо и невольно улыбнулся. Да, у него по-прежнему много дел. Но теперь ему самому хотелось выкроить немного времени и показать невесте столицу, его город. Не тщеславие двигало им и не чувство долга. О, нет. Теперь ему самому хотелось понять, что она за человек.
Гер сам не мог сказать, зачем ему это. Он, тот, кто привык всегда доверять лишь рассудку, забывший, что существуют вообще какие-то чувства, вдруг начал прислушиваться к чему-то другому. И это что-то другое внезапно тоже стало иметь для него значение.
Решено — завтра он покажет невесте город. Гер криво улыбнулся, привычно поправил волосы и вернулся в комнату. Вдалеке раздался раскат грома. Но головная боль пока не беспокоила его. Хотя обычно после приёмов, да ещё и перед грозой, она всегда напоминала о себе. Но настойка его невесты помогла. И снова она! Везде она! И, кажется, его это не раздражало.