Вот так… Определяем приоритетные задачи и решаем проблемы по мере их поступления. Иначе стану первой в истории кошкой с нервным срывом. Я одна, значит, у меня еще есть возможность и время на поиск выхода. Пожалуй, стоит вновь обследовать стены. В отличие от пола их осматривала бегло. И хорошо бы побольше света.
Я задумчиво посмотрела на светящиеся линии пентаграммы, которые уже начали тускнеть. Странно, но после смертельного удара магией, чувствовала себя хорошо. О жуткой боли напоминала лишь легкая слабость. Еще одна загадка. А вот как осветить камеру, идея есть. Рискованная и глупая. Изначально было совсем темно. Пентаграмма вспыхнула, отреагировав на попытку перемещения на поляну. Следующая активация снова произошла, когда пыталась убежать. В первые минуты после пробуждения бессознательно передвигалась, наступая на линии, и не ощущала дискомфорта. Исключение составляла третья. Сомневаюсь, что охранное заклинание читает мысли и при любом упоминании побега срабатывает. Скорее всего сильную реакцию вызвала кровь. Выходит, если на секунду дотронуться, сильного вреда не будет.
Я неуверенно подошла к грани пентагона, образованного звездой, и застыла. Во рту пересохло, к горлу подступил нервный комок. Я неотрывно смотрела на гаснущие линии и никак не могла решиться. Даже при стопроцентной вероятности успеха и правильности рассуждений, воспоминания о боли, которая подвела к границе смерти, сковывали страхом. А моя логика и вовсе была притянута за уши. Лапы просто не двигались. А света в камере становилось все меньше и меньше. Свет, несущий страдания, но вместе с тем и надежду.
Я ухватилась за последнюю мысль и с усилием подняла дрожащую лапу. Всего одна секунда. И у меня появиться ниточка для спасения. Раз… Два… Три! Резко опустила и тут же отпрыгнула, испуганно сжавшись в ожидании очередного витка кошмара. Однако ничего не произошло. На всякий случай посчитала про себя до тридцати и только после этого приблизилась снова. Изменений не было. Секунды оказалось недостаточно?
Шумно выдохнув, и сделав глубокий вдох, занесла лапу над мерцающей чертой. Путь к спасению. Дубль два. На этот раз резко опускать не стала, а приближала медленно, прислушиваясь к ощущениям. Дотронувшись, вздрогнула, но не убрала, а стала отсчитывать про себя время.
Одна секунда…
Две секунды…
Под подушечками начинает теплеть.
Три…
Четыре…
Щиплет.
Пять…
Горячо.
Шесть…
Лапа начала неметь, пентаграмма замерцала. Я отшатнулась, цепенея от ужаса. Неужели вновь боль. Или… Все же надежда? Не выдержав, зажмурилась, чувствуя, что вот-вот расплачусь. Как же страшно! Сердце болезненно ухало, подпрыгивая к самому горлу. Я нервно сглотнула. Время шло, расплаты не следовало. Боязливо открыла глаза, еще не веря в успех. От звезды на полу исходил спокойный, ровный свет. Подвигала лапой. Онемение медленно, но проходило, в остальном чувствовала себя нормально. Получилось! На глаза все же навернулись слезы, но уже от радости.
31
Однородная на первый взгляд кладка стен складывалась из камней двух типов. Первый — обычный темный камень, похожий на гранит, а вот второй — шероховатый, графитового цвета, я не смогла определить. Из него же цельной плитой был сделан и пол. Магией или в ручную, все было отшлифовано и отполировано, и складывалось в идеально ровную поверхность. Металлические крюки на стене располагались не хаотично, но и никакого магического узора не составляли. Под запекшимися разводами крови виднелись бороздки царапин. Пленники скребли стены. Сколько же боли, отчаяния и ужаса впитали в себя эти камни. Воодушевление, с которым приступила к обследованию стен, растаяло, оставив в душе горечь разочарования.
Остается запасной способ, старый и рискованный. Вдохнув, решаясь, я резко выдохнула и закричала во весь голос:
— Помогите! Кто-нибудь меня слышит?!
Крик ударился о стены и эхом унесся к потолку. Со стороны это звучало как ненавистный для Лены весенний мяф Ефросиния. Лена, Фроська… Как они там? От гнетущих мыслей в мою кошачью серенаду свободе добавились драматичные интонации. Мяу выходило таким трагичным — саму себя становилось жалко. Я звала на помощь долго и только, когда не смогла выдавить ни хрипа, сдалась. Возможно, магия глушила и любые звуки, либо меня никто не услышал, потому что спасать некому. Стало так жутко навсегда остаться в этой камере и умереть в одиночестве, что едва не поддалась мысли позвать Азазеля. Прикусила язык, смахнула хвостом слезы и, свернувшись клубочком, легла поближе к середине пентаграммы, подальше от окровавленных, расцарапанных стен. Внезапная усталость накатила, я и послушно закрыла глаза.