- Нельзя! – округлила глаза кадровичка. – Никаких личных вещей на виду. Уберите кофточку в шкаф. И сумку тоже!
Черт, я и так с трудом соображала, а она еще и нагнетала. Пока я прятала запрещенные личные вещи подальше, Диана сгребла бумаги со стола и крепко прижала к груди.
- Фух, теперь выше нос, улыбаемся и вместе идем представляться директору.
- Сейчас только восемь сорок пять, - удивилась я. – А рабочий день начинается в девять.
- Сергей Геннадьевич здесь с восьми и уже дважды о вас спрашивал.
Проклятье, хуже начальника-трудоголика ничего нет. Кажется, сбывалось первое предположение Дениса, и директору было просто некогда строить нормальные отношения. Но тогда появлялась надежда, что он действительно адекватный человек и насиловать меня не станет. Ведь не станет, правда?
Черт, почему я сразу об этом не подумала? С моим крошечным весом и маленьким ростом я от него не отобьюсь. Двадцать способов придумаю, чтобы красиво отказать, а он просто завалит меня на диван и изнасилует. Куда я жаловаться пойду со своим контрактом на руках?
- Кристина, вам плохо? – сквозь шум в ушах прозвучал голос Дианы. – Вы побледнели. Я воды принесу.
- Не надо, - простонала я, - все в порядке.
«Она не знает, - молоточком стучало в голове, - никто ничего не знает. Твой контракт – только твои проблемы. Засунь свой страх поглубже и улыбайся».
- Тогда идем, - кивнула Диана и распахнула дверь с табличкой «Ольшанский Сергей Геннадьевич. Директор»
Он встал из-за стола к нам навстречу. С тигром в клетке я погорячилась. Он был исполином, древним атлантом. Настолько монументальным в своей строгости, что казался неживым. У меня сердце сжалось, и кабинет качнулся перед глазами. Да он раздавит меня, как букашку, кому я собралась возражать?
- Доброе утро, - холодно поздоровался директор.
- Сергей Геннадьевич, это Кристина, - затараторила кадровичка, аккуратно подталкивая меня в спину, чтобы подошла ближе. – Ваш новый помощник с сегодняшнего дня…
- Я знаю, - тихо ответил Ольшанский, и Диана так резко захлопнула рот, что мне показалось, что я услышала клацанье зубов. – Оставь нас, пожалуйста. Я сам расскажу Кристине о её обязанностях. Заодно к работе приступит.
- Конечно, - выдохнула кадровичка и исчезла, а у меня сердце перестало биться.
2.2.
Я никогда не видела вживую таких как он. Лицо с обложки глянца или с гравюр средневековых мастеров. Идеально отглаженный костюм, жесткий воротник рубашки под самое горло. Ольшанский шел ко мне, не опуская головы, и не расслабился ни на одно мгновение.
- Мне сказали, у вас опыт работы помощником руководителя три года. Это правда?
Ровный тон голоса, словно намеренно очищенный от любых эмоций. Ни одной подсказки, как он оценил меня. Мужчины это делали мгновенно. Быстрый взгляд на грудь, потом на лицо и на ноги. Я опомниться не успела, а директор уже вынес мне приговор и до поры до времени держал его при себе.
- Д-да, - заикаясь, ответила я. – То есть, нет. Я работала секретарем. Суть та же, но круг обязанностей другой.
- То есть меня обманули?
Он не опускал голову, а я боялась поднять взгляд. Ольшанский подошел почти вплотную, и теперь передо мной стояла стена из его темно-синего пиджака и пуговиц в тон. Руки директор держал свободно. А я уже дырку ногтем проскребла на красном пояске платья.
- Выходит, что так, - ответила ему и на последних нотах голос подвел. Сорвался на хрип и сел окончательно. Я боролась с ним, переходя с шепота на птичий клекот, и все-таки домучила фразу до конца. – Но я быстро учусь. Если вы позволите…
- Глобалбанк похож на детский сад? – жестко перебил Ольшанский. – А я на воспитателя?
- Нет, - едва слышно выдохнула я и замолчала.
Он издевался. Прекрасно знал, зачем я здесь на самом деле и вдруг решил устроить еще одно собеседование. Да, из всех кандидатов меня выбрали только из-за нетронутой плевы между ног. Были девушки умнее меня, опытнее и профессиональнее, но кто-то побрезговал даже такими элитными проститутками и потребовал девственницу.
«Если вам что-то не нравится, то я могу уйти», должна была сказать я, но язык присох к небу. Взгляд Ольшанского тяжелой гирей ложился на плечи и давил в зародыше любой порыв возразить. Я сдалась, капитулировала, выбросила белый флаг. Краснела, как школьница, и ждала, когда директор выгонит меня из кабинета. Но он поступил иначе: