Слезы снова подступили к глазам, но она не позволила им пролиться. У нее будет масса времени для этой слабости, когда она очутится у себя в спальне. Какая она была дурочка, что доверилась Карлоу! И какое счастье, что Уайверн пришел ей на помощь, еще раз!
— Мне очень жаль, — проговорила она, разорвав мучительную тишину. — Ведь я сегодня чуть было не погубила свою репутацию, после того как вы столько трудов потратили за эти недели, чтобы ее восстановить! Было глупо пойти с Карлоу. У меня нет никаких оправданий, кроме собственной глупости.
В карете снова наступила тишина. Из-за того, что он долго не отвечал, у нее заныло сердце.
— Ты, правда так думаешь? — наконец резко спросил он. — Что я досадую на то, что ты могла испортить результат моих, как ты выразилась, «трудов»? Если бы от твоего успеха в обществе не зависело твое счастье сейчас и в будущем, мне и дела не было бы до твоей репутации. Боже правый, Габриэла! Меня волнуешь ты, а не какой-то мнимый укол для моей гордости! Карлоу мог тебя обесчестить — ты это понимаешь? Мне тошно думать о том, что он мог с тобой сотворить!
— Но ничего ведь не случилось, — отозвалась она. Забота Уайверна согрела ей душу. — Благодаря вам.
После секундного молчания он протянул руку:
— Иди сюда.
Не колеблясь, она встала и быстро пересела так, чтобы оказаться рядом с ним.
Он зажал ее ладонь между своими.
— У меня чуть сердце не остановилось, когда я увидел, как ты пытаешься вырваться от него, — сказал он хрипло. — Мерзавец! Мне следовало бы убить его на месте!
— Нет, вы поступили правильно. Вы его остановили и прогнали. Мне бы не хотелось, чтобы его кровь была на ваших руках. Он того не стоит.
— Ты права. Он никчемная тварь. И я позабочусь, чтобы он пожалел, что позволил себе до тебя дотронуться.
— Но вы сказали…
— Не тревожься. Мои методы не будут связаны с применением силы. Цели можно добиться не только с помощью поединка.
Она невольно содрогнулась, радуясь тому, что его гнев не направлен на нее.
— Ты слишком красива, понимаешь? — вымолвил он негромко. — Когда ты на балу, половина присутствующих мужчин за тобой ухлестывает, а вторая половина жалеет, что не может сделать того же.
Эти слова заставили ее сердце радостно забиться.
— А вы? Чего хотите вы?
— Габриэла! — предостерегающе рыкнул он.
— Ваша светлость! — отозвалась она. — И кстати, кто была та блондинка?
— Какая блондинка?
— Та, с которой вы разговаривали. Та, которая с вами явно кокетничала и чей веер вел себя излишне вольно.
Он нахмурил брови, пытаясь найти ответ на ее вопрос, а потом его лоб снова разгладился, когда пришло понимание.
— А, эта! Просто давняя знакомая.
— Она ваша любовница?
— Силы небесные, ты чересчур смела! Полагаю, что не обязан отвечать на такие вопросы.
— А! Значит, я права.
Его глаза сверкнули. В темноте их синий цвет тоже казался почти черным.
— Это было достаточно давно.
— А сейчас? — не унималась она.
Ее сердце трепетало от страха и решимости. Каким бы ни был его ответ, ей необходимо его получить!
В карете опять наступило долгое и томительное для Габриэлы молчание.
— Нет. Сейчас нет.
Она испытала радостное облегчение. Значит, сейчас у него нет любовницы! Вопрос в том, почему и что это может означать.
— А теперь, думаю, тебе будет лучше вернуться на прежнее место, — сказал он.
По его непреклонному тону было ясно, что его требование совершенно серьезно. А еще она поняла, что он не настроен, отвечать на новые вопросы. Решив, что проще будет послушаться, она подвинулась, собираясь встать на ноги. Однако карета резко качнулась, отбросив ее на сиденье. Несмотря на мягкую обивку, ее руку и плечо пронизала острая боль.
— Ой! — невольно вскрикнула она.
Он снова нахмурился:
— В чем дело? Что случилось?
Она осторожно потерла больное место.
— Ничего особенного. Просто пара синяков.
— А, этот подонок! Дай-ка я посмотрю.
— На что посмотрите? На отметины? Я уверена, что они под платьем. И потом, здесь слишком темно, чтобы что-то разглядеть.
— Позволь мне проверить, так ли это.
Пересев, он бережно обнял ее и повернул к окну. Очень осторожно приподнял вверх край короткого рукава. В мягком желтом свете уличного фонаря стал, виден ряд следов в форме пальцев, багрово налившихся на нежной коже.
Шумно вздохнув, Уайверн нежно погладил больное место подушечкой большого пальца.
— Мне следовало бы вернуться и убить его! Он заслуживает этого.
— Это просто синяки. Они пройдут.
— Он вообще не должен был к тебе прикасаться. Я не понимаю, как ты могла это допустить — даже на минуту.
— Я хотела проверить, — прошептала она, едва дыша. Он посмотрел ей в глаза:
— О чем ты?
— Понравятся ли мне его поцелуи также, как ваши. — Она судорожно сглотнула. — Смогу ли я забыть себя в объятиях другого мужчины.
В глубине его глаз вспыхнуло синее пламя.
— Я не желаю, чтобы ты еще хоть раз так рисковала, слышишь? И вообще ты не должна целоваться с мужчинами!
Ее губы чуть приоткрылись.
— Без исключения?
— Со всеми! — приказал он сурово, но тут его взгляд упал на ее губы. — Ну, кроме меня.
Не успела она опомниться, как он пересадил ее к себе на колени и поцеловал.
Из ее горла вырвался слабый стон. Наслаждение растеклось по ее крови, словно стремительный жаркий огонь. Инстинктивно она ответила на его поцелуй, обвив руками шею, чтобы притянуть его еще ближе. Он тихо застонал, а потом его язык проник ей в рот, чтобы начать жаркие, влажные интимные игры, от которых у нее сладко заныл живот, а ноги совершенно ослабели. Желая чего-то большего, она запустила пальцы в густой шелк его волос и обхватила его голову, чтобы их поцелуй стал еще крепче.
По ее телу пробежала дрожь, когда его рука опустилась ниже, а потом еще ниже, смело и маняще поглаживая грудь. Она выгнулась навстречу его ласке — и он нежно сжал ее сосок. Это непривычное прикосновение заставило ее застонать от наслаждения. Сидя на его коленях, она вскоре заметила еще один источник сладкой истомы: его напряженная плоть все настойчивее прижималась к ее бедру. Словно почувствовав, куда направлены ее мысли, он отодвинулся на сиденье глубже и прервал их поцелуй.
— Господи, Габриэла! Я из-за тебя совершенно теряю голову. Прости меня. Ты должна была подумать, что я не лучше Карлоу, раз так веду себя.
— Ты совершенно не такой, как он! И мне нечего тебе прощать.
— Я не был бы в этом столь уверен, когда речь идет о тебе.
Она приложила ладонь к его щеке. Его кожа была теплой и чуть шершавой от начавшей пробиваться щетины.
— А я уверена. Я знаю, что, если бы я попросила тебя перестать, ты бы так и сделал независимо от того, хотел ли этого ты сам.
Он снова посмотрел ей в глаза.
— И ты хочешь остановиться?
— Нет, — шепотом ответила она и одарила его озорной улыбкой.
Он засмеялся, но его смех быстро сменился стоном — и он еще крепче обнял ее. Со сдавленным криком он снова припал к ее губам, целуя с жадной, бурной властностью, которая требовала от нее полного подчинения.
Она ответила на его поцелуй, стараясь подражать ему, надеясь подарить ему, такое же наслаждение, какое он давал ей. Душное томление разлилось по ее крови. Ее тело было охвачено желанием, которому она не в силах была сопротивляться… да и не хотела. С каждой минутой наслаждение все возрастало. Голова у нее закружилась, когда его ладонь снова накрыла ее грудь, а пальцы заскользили по скрытой под шелком плоти, заставляя ее тело трепетать и пылать.
— Тебе хорошо? — хрипло прошептал он, покрывая поцелуями ее щеку и шею.
— Очень, — ответила она прерывистым голосом.
Его рука продолжила свое движение, и пальцы проникли под край ее выреза, лаская обнаженную кожу. Дрожа, она закусила губу, чтобы сдержать громкий стон, рвавшийся из горла, но он не позволил ей молчать: он снова поцеловал ее в губы, смакуя ее поцелуй, как лучшее шампанское. И да смилуется над ней небо — она чувствовала необузданный восторг, пьянея от чувственного наслаждения, так что ей даже стало казаться, что вокруг нее все завертелось.