— Не надо извиняться. Ты же не виновата, что недомогаешь. Позвать горничную? Может быть, тебе поставить компресс?
— Нет… Мне просто нужно поспать.
— Ладно, отдыхай.
Тони снова лег, положив голову на подушку, но когда попытался повернуть Габриэлу к себе и обнять, она не далась.
— Тони… не надо, — попросила она. — У меня слишком сильно болит голова. Ты не мог бы уйти к себе в комнату? Мне кажется, что сегодня я спала бы лучше, если бы осталась одна.
Наступило долгое молчание. Его тело напряглось. Она решила бы, что причинила ему боль, если бы не знала правды. Она отказывалась смотреть на него и, свернувшись калачиком, стала ждать его реакции.
— Ладно, — проговорил он наконец глухим голосом. — Если ты так хочешь. Тогда увидимся утром.
— Да. Доброй ночи.
— Хороших тебе снов, Габриэла.
Но когда он ушел, тихо закрыв за собой дверь, она поняла, что вообще не заснет. Горячие слезы жгли ей глаза, грудь страшно сдавило. Перевернувшись на живот, она уткнулась лицом в подушку и дала волю рыданиям.
Глава 18
Спустя три дня Тони правил экипажем, направляясь в Ньюмаркет, — и думал о том, что с Габриэлой что-то случилось. Хотя он совершенно не понимал, в чем тут может быть дело.
Сначала он думал, что ей нехорошо из-за головных болей, которые ее преследуют, хотя она выглядела вполне здоровой, когда тем утром спустилась вниз, чтобы попрощаться с Лили и Итаном. Одарив обоих теплой улыбкой и крепко обняв, она стояла и махала рукой вслед их карете, пока та удалялась по аллее парка. Но после этого снова ушла, пробормотав что-то насчет того, что не хочет отвлекать его отдел.
За ленчем и позже, за обедом, она была вежлива, но сдержанна, что было совершенно нехарактерно для нее. Когда он попробовал расспрашивать ее относительно этого странного настроения, она ответила, что неважно себя чувствует и хочет лечь пораньше. Ее тон ясно говорил о том, что она к тому же предпочла бы лечь одна.
Несмотря на желание продолжить расспросы, он пошел навстречу Габриэле и вторую ночь подряд провел в собственной постели. В эту ночь он спал не так крепко, как обычно: ему не хватало ее теплого тела под боком. Он пытался говорить себе, что она все еще не пришла в себя после мигрени, но что-то подсказывало ему, что дело совсем в другом. Тут он вспомнил ту новость, которую узнал про Лили, и ему пришло в голову, что, возможно, Габриэла находится в таком же положении. «Не ждет ли она ребенка?» — подумал он, ощутив при этом непонятную радость.
Однако когда он вечером задал ей этот вопрос, она пристально посмотрела на него и покачала головой:
— Нет, ваша светлость, я не ношу под сердцем ребенка.
— Тогда в чем дело, Габриэла? Что случилось?
Ее глаза сверкнули словно аметисты, и на мгновение ему показалось, что она собирается ему ответить. Но вместо этого она опустила взгляд, а потом бросила салфетку на тарелку и отодвинулась от стола.
— У меня опять заболела голова, — пробормотала она. — Я ложусь в постель.
Он нахмурился:
— В последнее время у тебя часто болит голова.
— Да, ты прав. Ничего не поделаешь. Повернувшись, она поспешно ушла из столовой.
Он чуть было не бросился за ней, но заставил себя остаться, не доверяя своей способности держать себя в руках. Стараясь успокоиться, он заставил себя доесть обед.
Почти три часа спустя он поднялся наверх, не зная, заходить ли к Габриэле. Решив, что имеет полное право находиться в ее постели, он распахнул дверь в ее апартаменты и прошел через гостиную в спальню. Она уже была там — лежала, сжавшись в комок и накрывшись одеялом. Комнату освещал только слабый мерцающий свет поленьев, догоравших в камине. Он секунду помедлил — а потом скинул халат и лег рядом с ней. Обняв, он притянул Габриэлу к себе и начал целовать шею и плечо.
Теплая и сонная, она повернулась к нему:
— Тони?
— Угу. Спи.
Но вопреки своим словам он не удержался и, просунув руку под ворот ее сорочки, обхватил пальцами мягкую, податливую грудь.
Она выгнулась навстречу ему — ее тело невольно откликнулось на знакомое прикосновение. Тони приласкал ее, приникая к губам Габриэлы крепким, пьянящим, жадным поцелуем, который заставил ее застонать. Прошептав ее имя, он стащил с нее ночную сорочку. В этот момент она начала просыпаться: ее тело на мгновение застыло в его объятиях, словно она только в этот момент осознала, что происходит.
Однако он наклонил голову и взял губами ее сосок, продолжая ласкать ее так, как ей нравилось больше всего, — так, чтобы дать ей самое острое наслаждение. Она задыхалась, извиваясь под ним, отвечая на его прикосновения смелыми чувственными ласками.
В должный момент он глубоко вошел в нее — и она резко приподнялась навстречу ему. Закинув ноги ему на пояс, она открывалась ему, требуя большего. Когда у нее из горла стали рваться протяжные крики, он понял, что она близка к пику, и наслаждался звуками и ощущениями, ведя ее к мощному, судорожному оргазму. А в следующую секунду он и сам достиг вершины, закрыв глаза и отдаваясь жаркой, долгой волне наслаждения.
Потом он тесно прижал ее к себе, постепенно успокаивая дыхание и возвращая способность мыслить. Он уже начал засыпать, когда почувствовал влагу у себя на плече. Сначала он не догадывался, в чем дело, а потом вдруг понял.
— Ты плачешь? Габриэла! Что случилось?
Но она ничего ему не сказала — только покачала головой и отвернулась, легла к нему спиной. Когда он попробовал ее утешить, она отвергла его попытки.
Он моментально почувствовал себя зверем — хотя и не мог бы сказать, из-за чего, особенно потому, что у него не было никаких сомнений в том, что их близость доставила ей удовольствие. В итоге он остался лежать на спине до тех пор, пока не понял, что она заснула. Только после этого он повернулся на бок и задремал сам.
К моменту его пробуждения она уже встала, оделась и спустилась вниз. Если бы у него днем не была назначена встреча в Ньюмаркете с коннозаводчиком, он поговорил бы с ней, решительно потребовав, чтобы она сказала ему, что ее тревожит.
Вместо этого он быстро поцеловал ее, заметив, что она старается не встречаться с ним взглядом.
— Что бы это ни было, Габриэла, — сказал он, — ты все объяснишь мне, когда я вернусь. Я приеду сегодня вечером — и мы поговорим.
Она ничего не ответила.
Подъезжая к Ньюмаркету, он мог только надеяться на то, что этим вечером получит откровенный ответ.
«Мне надо уехать! — решила Габриэла. — Я не могу оставаться здесь больше ни минуты — особенно после прошлой ночи».
Наверное, ее можно было извинить тем, что она уже спала, когда Тони пришел к ней в постель и начал ее целовать и ласкать… как всегда завораживающе. Но даже в дремоте она все-таки знала, что делает, понимала, что ей следовало отвергнуть его ласки и потребовать, чтобы он остановился. Только она так не поступила: наслаждение, которое дарили ей его губы и руки, было слишком большим, чтобы она могла сопротивляться.
И в этом-то и заключалась проблема. Даже зная о том, что Тони ее не любит, даже испытывая такую боль, которая заполняла все ее существо, она продолжала его желать. А еще она любила его — несмотря на то, что ей очень хотелось бы прогнать эту чувство из своего разума и из своего сердца. Она прекрасно сознавала, что если останется здесь, то прошлая ночь повторится снова и снова. Это было совершенно неизбежно. Ах, конечно, она может попытаться ему отказать — но достаточно одного его прикосновения, и она в его руках. И когда это случится, она лишится своей гордости! Он заберет все. И она опасалась, что со временем это ее погубит, особенно после того как он решит, что она ему наскучила, и уйдет к другой женщине. Если она исчезнет сейчас, ей хотя бы удастся не потерять собственное достоинство.
Она отчаянно хотела сохранить хотя бы какую-то частичку себя — и понимала, что ей необходимо уехать. Слава небесам, Тони понадобилось отправиться на весь день в Ньюмаркет! Иначе неизвестно, когда бы она нашла возможность уехать — по крайней мере без разрывающего сердце выяснения отношений.