— Присядь, поговорим.
Чувствую, сейчас пойдет разговор о Матвее. За ужином у нас не было возможности ничего обсудить.
Присев на край того же дивана, на котором сидит мужчина, я жду, когда он начнет говорить. Но каждая секунда ожидания — пытка.
— Матвей так сказал тебе, потому что… — начинает мужчина, будучи мрачнее тучи. — Ему было как Кире, когда его матери не стало. И с тех пор он такой… Я водил его по детским психологам, сам разговаривал, всякое пробовал… везде руками разводят. Нет у него никакой проблемы. Время должно пройти, говорят.
— Похоже, что ему страшно.
— Угу, и страх он прячет за маской самоуверенности. Иногда мне кажется, что он в полном порядке, что все прошло, а потом как накатит…
— Во всяком случае он не опасен, — делаю я вывод. — Ни для своей сестры, ни для кого-либо другого. Бабушку свою он, заметила я, любит очень… Я видела, как он улыбался ей.
— Считаешь, что проблема во мне? — спрашивает мужчина, бросая на меня взгляд. А я не знаю, что ответить. — Ну да, во мне, — хмыкает он, снова откидываясь на спинку дивана. — Я в его глазах злодей.
— Почему?.. — роняю тихо.
Я вроде все знаю, но безумно хочется услышать его версию. Мало того, меня это очень волнует. Раз уж он заговорил со мной о проблемах своего сына, так возможно и обо всем остальном расскажет. Кажется, он в какой-то доверяет мне.
— Да потому что я и есть злодей, — смотря перед собой, совершенно спокойным голосом произносит Егор Алексеевич. — Я облажался так, что мне до конца жизни не отмыться, — обреченно с хрипотцой выдыхает мужчина, чуть склонив голову вниз. — Все могло быть иначе, если бы я повел себя правильно…
— Все мы допускаем ошибки, — вздыхаю я, решив не расспрашивать.
— И ты? — мужчина пересаживается, боком ко мне садится. — Расскажи мне о своих ошибках, — кладет руку на спинку дивана.
— Ну, я… — тоже пересаживаюсь. — Я вот верила в то, что моя мать изменится. Мой отец умер, и она запила. Завела себе этого мужика, который теперь у нас торчит в квартире безвылазно. Я думала, что это у нее такой способ справиться с горем. Я верила в это. Но зря. Они в итоге оба настолько обнаглели, что для них нет никакой морали, ничего святого. Ни единого дня без выпивки.
Мжучина понимающе кивает. Таких историй сколько угодно…
— Спиться легче всего. Я бы тоже мог….
— Не могли. У вас двое маленьких детей.
— Я тебя умоляю, Мира. Кому это когда мешало? Я мог с легкостью сплавить детей к матери. Она была бы только рада.
— Но вы этого не сделали, — с улыбкой подмечаю я. — Правильный выбор. Дети должны жить с родителями. Хотя бы с одним. А Матвей, я думаю… с ним все будет хорошо, — говорю совершенно искренне.
Мужчина смотрит так загадочно, разглядывая мое лицо. Словно пытается понять, искренняя ли я с ним сейчас, или же говорю то, что он хочет услышать. Вранью я бы предпочла молчание.
— Ладно… — потираю влажные от волнения о свободные домашние розовые штаны. — Я пойду к себе. Позже зайду к Кире, уложу ее, — поднимаюсь.
И мужчина тоже тут же поднимается, мгновенно сокращая расстояние между нами, заставляя мое дыхание сбиться, а сердце так зайтись, что в ушах отдается.
У меня есть возможность отпрянуть, но я не могу. Безотрывно смотрю в глаза мужчины, словно под гипнозом. Может, так оно и есть. Просто невозможно отвести взгляд.
— Не сбегай, — просит меня мужчина. — И не бойся меня, — просит, склоняясь ко мне. — Я не кусаюсь, — произносит очень мягким, успокаивающим тоном, а уже сразу после этого склоняется еще немного и бесцеремонно захватывает губы в свой плен. Берет руками за предплечья, стискивает их, привлекая меня к себе, затем перехватывает за талию.
У меня безумно кружится голова, а руки сами тянутся к нему, но не для того, чтобы оттолкнуть, а прикоснуться к твердой груди, впить пальцы в белую футболку.
Чувствуя мою взаимность, мужчина кладет ладонь мне на затылок, сжимает волосы, вынуждая меня запрокинуть голову. Углубляет поцелует, вызывая у меня стаю мурашек по всему телу.
Это снова происходит…
Я позволяю.
И не могу остановиться ему позволять.
Резко разорвать поцелуй и дать ему пощечину — будет великой глупостью после моих действий.
Да и не способна я разорвать этот сумасшедший поцелуй.
Доходит до того, что я обнимаю его шею руками и привстаю на носочки.
Настолько мне хорошо…
Еще никогда я такого не испытывала. Мне будто даже мало, и он дает мне больше… Резко оторвавшись от моих губ, впивается жадным поцелуем в шею. Я издаю тихий стон против своей воли и оступаюсь на носочках. Не держи он меня, я бы, наверное, уже свалилась на диван. Я все остро ощущаю, но как же кружит голову.