Он пришел.
Всё остальное разум просто отказывался фиксировать.
— Когда-то я просил тебя, Аарахарн, не переходить мне дорогу, — жестко ответил Князь на приветствие. — Жизнь тебя ничему не учит?
— От чего же? — послышался едва уловимый смешок в голосе золотого дракона. — Я держу свое слово.
— Неужели?!
— А, вы об этом? — бросив взгляд через плечо на меня, от чего я только сильнее вцепилась в ткань его темно-синей рубашки, будто видела в ней самый прочный из существующих щитов. — Маленькая шалость, не больше.
— Эта шалость может стоить тебе жизни. Назови мне хоть одну причину, ящер, почему я должен ее сохранить.
Я вздрогнула!
Но Аарахарн, заведя одну руку за спину, едва уловимо коснулся пальцами моего локтя, успокаивая, и насмешливо ответил:
— Без обид, Ваше Темнейшество. Но слово, данное старому другу, для меня важнее клятвы верности Великому Князю.
На долгие несколько секунд, показавшиеся мне вечностью, воцарилась напряженная, нехорошая тишина.
Однако когда Князь заговорил снова, в голосе его уже не звенела закаленная сталь.
— Вот как, — задумчиво протянул девятихвостый лис, которому я лично не верила ни на грош. И когда он заговорил вновь я поняла, насколько в самом деле были правы собственные чувства. — In Hoc Casu. Dimittere.
Услышав короткие, отрывистые звуки родного наречия драконов, я насторожилась, снова забыв, как дышать.
Вспыхнувшая было надежда избавиться от всего этого дурдома с днем сурка и адской петлей лично для меня, угасла вновь. И на сей раз без права на воскрешение — вместе с ней, на моем персональном душевном кладбище, похоже, прикопали и штатного некроманта. Ибо серебряного пятилистного клевера — амулета переводчика, подаренного Алантаной — на моей шее не оказалось!
Видимо потеряла, пока неслась через самую чащу леса…
— Non. Illa timere vos, — тем временем отрицательно качнул головой дракон, еще не понимающий, какая буря эмоций меня настигла.
— Illa in periculum.
— Sic, — насмешливо парировал Аарахарн, уверенно расправляя плечи. — Et venit a te.
— Mendacium6, - голос Князя звучал еще резче. Сухо и недовольно, заставляя меня только сильнее вжаться в спину золотого ящера. — Ego nunquam tactum eius.
— Да неужели? — иронично фыркнул Архан, неожиданно перейдя обратно на всеобщий, что означало только одно. Он хотел, чтобы я услышала. — Уже тронули, Ваше Темнейшество.
И тут я резко поняла, о чем вообще шла речь. Меня снова начало потихоньку потрясывать…
— Ты не понимаешь, — отрезал Темнейший, и я снова вздрогнула от знакомых интонаций в его голосе. Их я слышала всего пару раз, но, к своему несчастью, крепко успела запомнить. Таким холодным тоном он говорил, когда шутки уже кончились. — Она в опасности.
— Вот как, — иронично вскинул брови золотой дракон, явно не собирающий меня уступать даже гораздо более сильному противнику. — И в какой же?
— Еrat duxit in captionem, — отрезал кицунэ, снова переходя на драконий столь легко и непринужденно, будто он являлся его родным языком. — Velum erat illecebra. Llla gerens damnant armillam. Tu intelligere quid est quod dicit.
И я никак не ожидала, что дракон неожиданно окаменеет, резко напрягая спину. А голос его вдруг станет глухим и безжизненным:
— Llla victima.
— Sic, — подтвердил его слова Князь, пока моя душа испуганным зайцем металась в панике, не желая признавать действительность. Кажется, они договорились… И очевидно, не в мою пользу! — Vos have ut adepto eam ex hic. Statim. Illa non veni mecum.
— Аарахарн, что происходит? — всем своим нутром чуя, как что-то пошло не так, задала я вопрос севшим голосом.
И никак не ожидала, что дракон развернется, неуловимым жестом перехватывая мои запястья, мягко улыбаясь при этом…
Но в золотистых глазах его бушевала буря:
— Мое солнце и звезды, прости меня. Но ты возвращаешься в академию.
— Что? — резко отпрянула я, пытаясь вырвать свои запястья из его некогда дружеской хватки, ставшей в один момент железными, заколдованным кандалами. — Нет!
— Прости, Лесёнок, — покачал головой Архан. — Так действительно будет лучше. Я всё объясню. Потом.
И вместе с тем, как вокруг взметнулась сырая, темная сила, в моей душе оборвались невидимые струны, которые еще как-то, до сей поры, удерживали мое душевное равновесие.
За один день меня предали дважды.
И у меня даже слез не осталось. Их просто не было — обида каленым железом выжгла все дотла, оставив после себя только привкус разочарования на языке. Всё, на что меня хватило, это бессмысленно прошептать, прикрыв глаза:
— И ты, Брут…