С удивлением чувствовал, как тянет домой, к родной хате, к знакомым людям.
Когда-то читал много хороших стихов о любви к тропинкам детства, пахнущим студеной росой, о любви к саду, где впервые увидел, как цветут деревья, и сорвал яблоко, к лугу, где бегал босиком, к забору, о который разорвал штаны…
Слышал и о тоске по родине, которую испытывают люди, живущие на чужбине.
Но все это были для него тогда отвлеченные понятия.
Потому что никто не может такое объяснить — это нужно прочувствовать и пережить самому.
И Юрко прочувствовал. И решил вернуться в родное село.
Надийка не перечила ему, даже почему-то обрадовалась, хотя жизнь в одном месте с Михаилом не сулила ей ничего хорошего. Так или иначе придется встречаться с ним. И, хотя прошло много лет и о возврате к прошлому не может быть и речи, она все же побаивалась этих встреч. И не из-за себя — нет, не повторит она такой глупости, как тогда, в автобусе. Но Юрко, Юрко — разве кто-нибудь знает, как он будет себя вести, не начнет ли при встрече с Михаилом снова делать из мухи слона и повторять свои нелепые упреки, от которых она успела немного отдохнуть.
С другой стороны, возможно, и на самом деле в селе будет лучше. Так зачем же ехать неведомо куда, терпеть лишения, может быть, опять жить в каком-нибудь вагончике, имея добротный собственный дом? Зачем таскать детей то к одной, то к другой матери, а самой и не видеть, как они растут, если можно жить всем вместе?
Не стала Надийка перечить, и они переехали в село.
Как только вошли в просторный, с застекленной верандой, тихий дом, мать сразу заплакала — то ли от радости, то ли от горьких воспоминаний. Вытерла слезы, сказала:
— Надо, сынок, проведать нашего отца. Он все беспокоится о тебе.
Юрко промолчал, хотя ему показалось странным, что мать говорит об отце, как о живом.
И они с Надийкой отправились на кладбище.
Потом устраивались и располагались в просторных, светлых, с цветастыми обоями комнатах и почувствовали, насколько здесь лучше и удобнее. Самим себе удивлялись, почему так долго не могли этого понять и несколько лет ютились в тесном вагончике.
Надийка снова пошла работать в ту же больницу, где когда-то была медсестрой, и Юрко, как и прежде, с электромонтерским чемоданчиком стал появляться на улицах.
Спокойно шагал по знакомым маршрутам, все с ним радушно здоровались, даже те, кого раньше не знал или не мог вспомнить. Заходил в хаты, где его встречали так, словно расстались с ним только вчера.
Мурлыкая под нос веселую песенку, он ловко налаживал радиоприемник или телевизор, чинил электрочайник, и люди, видя, как он старается, стремились его отблагодарить. Но Юрко наотрез отказывался что-либо брать: «Да вы что! Да я больше к вам никогда не приду!» Тогда хозяева рассказывали, что его предшественник, называвший себя мастером, сразу заламывал высокую цену, и если кто не соглашался, он отказывался помочь. А потом, бывало, его не дозовешься. Поэтому все и давали, сколько ни запросит.
Юрко смущенно улыбался:
— Так то мастер, а я ваш сосед.
— Какой он, к черту, мастер! Про таких говорят! «Изображение исчезло, так он и звук заодно уберет». Вот ты у нас — мастер!
Все шло вроде бы нормально, но то, чего больше всего опасалась Надийка, все-таки произошло.
Как-то, возвращаясь с работы, встретила она Михаила. У нее будто сердце оборвалось. Попыталась сделать вид, что не заметила его, но слишком узка сельская улочка, чтобы можно было на ней свободно разойтись.
Михаил преградил ей дорогу и затеял разговор, на этот раз — серьезный. Спросил, как она поживает, с досадой заговорил о себе — нет у него счастья, сбежал уже от своей разъяренной тещи, но винит во всем только самого себя — надо было в свое время жениться на ней, Надийке.
Она слушала, но не хотела слушать. Теперь уже не верила ни единому его слову. Чувствовала, этот разговор не к добру, что причинит он ей новые неприятности.
— Не нужно, — попыталась она остановить Михаила. — Прошлого не вернуть. Я счастлива с Юрком, и хватит об этом.
— У тебя такое же счастье, как у меня. Мы только вместе можем быть счастливы. И сын к тому же у нас.
Надийка резко прервала его:
— Не смей! Не смей травмировать ребенка. Это мой сын, это наш… с Юрком сын. — Она решительно обошла Михаила и бросилась бежать без оглядки.
Хорошо еще, что никто не видел ее с Михаилом и не сказал Юрку.
Но вскоре Юрко и сам увидел их вдвоем.
Однажды внезапно наткнулся на Михаила недалеко от своего дома. Тот тоже заметил его и нагнулся к мотоциклу — будто бы занятый починкой.
«Чего он тут шастает? — кольнула тревожная мысль. — Не Надийку ли подстерегает?»
Ускорил шаг, распахнул в волнении дверь. Надийки дома не оказалось, хотя должна была уже вернуться.
Мать в комнате забавлялась с внучкой.
— А где Надийка? — спросил Юрко, скрывая беспокойство.
— Да, верно, за Петрушей побежала, на речку. Пока его за руку оттуда не притащишь, сам ни за что не придет. Вот бы ты ему сказал, а то день-деньской голодным бродит.
— Хорошо, скажу.
«Так, побежала на реку. Михаил, значит, заметил, когда она вышла со двора, и ждет. Или Надийка нарочно выбежала, чтобы встретиться с ним?! Любовь-то давняя! А что, если и теперешняя?» — шевельнулась леденящая мысль.
Неведомая сила грубо вытолкнула его из хаты. Торопливо сбежал с крыльца, прокрался через двор, осторожно приблизился к изгороди, словно хотел их застать врасплох. Приоткрыл калитку. Выглянул на улицу — и оцепенел от неожиданности, хотя увидел именно то, что ожидал.
Неподалеку, в конце улочки, как и раньше, торчал возле мотоцикла Михаил. А чуть подальше Надийка вела за руку сына. Вот они поравнялись с н и м, и он вразвалочку двинулся навстречу.
Надийка — Юрко это четко видел — замедлила шаг, но Петя упрямо тянул ее за руку, и они прошли мимо Михаила. Тот что-то говорил вдогонку, улыбался, махал рукой. Надийка лишь кивала в ответ — видно, старалась скорее избавиться от него. Михаил немного прошел за ними, а потом резко повернулся и подошел к мотоциклу. Пнул ногой скаты, сел, газанул, и только пыль взметнулась над дорогой.
В дом Надийка вошла с сынишкой, и Юрко не стал при нем затевать разговор. К тому же хотел сперва немного прийти в себя. Но уже по тому, как заговорил с сыном, как упрямо избегал ее взгляда, Надийка поняла — начинается…
Видел ее с Михаилом? Но разве виновата она, что тот снова появился на ее дороге. Поздоровался — ответила, спросил: «Так, — говоришь, — счастлива?» Пожала плечами в ответ, к чему говорить. Потом он еще о чем-то спрашивал, а она не слышала, и сын тянул домой. Да и сама не собиралась стоять и разговаривать на улице у своего двора с человеком, который причинил столько горя и о котором не хочется даже вспоминать.
Но как сказать все это Юрку, чтобы он, всегда такой подозрительный и придирчивый, ей поверил?!
— Будешь ужинать? — спросила она помрачневшего мужа.
Юрко порывисто шагнул к ней, в глазах прыгали зловещие огоньки:
— Снюхались?
— Опять начинаешь? Так все было хорошо.
— Разве я начинаю? Само начинается.
Они долго молчали.
Очень не хотелось ему браться за старое, но она-то опять встречалась с Михаилом! И если уж он сам это видел, обязательно заметят и другие и будут издеваться над ним. Как раньше.
И, будучи не в силах подавить свою ревность, он потребовал:
— Нет, ты все-таки признайся — о чем вы с ним договаривались?
Надийка безутешно вздохнула:
— Я уже устала оправдываться.
— Но и правду сказать не хочешь.
— Ну зачем ты снова начинаешь?
— Затем, что ты никак не кончаешь! — закричал, не сдержавшись, Юрко. — Не могу допустить, чтобы моя жена жила на две семьи!
— Да какие две семьи?
— Ты все от меня скрываешь.
— Ох, Юрик, Юрик, — укоризненно покачала головой Надийка и принялась растирать ладонями лоб. — Я скоро с ума сойду от твоей ревности.