— Нет уж, пожалуй, я скорее! — возразил Юрко, но в голосе его проскользнули нотки примирения. То, как, мучительно морщась, Надийка потирала лоб, почему-то убеждало в ее честности больше, чем любые слова оправдания.
— Оба вместе, — невольно усмехнулась Надийка. — Чтобы и там, куда попадем, — у нее не повернулся язык произнести «в сумасшедшем доме», — ты мог меня ревновать.
— Там… — проворчал Юрко. — Так почему здесь на можешь сказать, о чем с ним…
— Ну какой же ты странный… О чем мы с ним разговаривали? «Здравствуй». — «Здравствуй…» — «Как живешь?» — «Хорошо».
— Ты сказала «хорошо»? — переспросил Юрко. — Неправда, ты не говорила этого.
— Вот видишь. Я даже соврать не умею. Ты сразу же почувствовал неправду.
— А как ты сказала?
— Просто я не говорила ничего. Повернулась и ушла.
Этому очень хотелось верить, но о чем же тогда Михаил выспрашивал у нее? И чего ради он здесь оказался?
— Ну откуда я знаю, — искренне уверяла Надийка. — Каждый человек волен ходить, где ему вздумается.
— Особенно у твоего двора.
— И у твоего.
— Слушай, не городи глупости. Ты прекрасно знаешь, зачем он здесь околачивается. Если ради меня, то для того, чтоб поскорее от меня избавиться. — И Юрко почувствовал, как снова погружается в скользкую тину отчаяния. — Я вам повсюду мешаю. Всю жизнь стою на вашем пути. Никак не дождетесь моей смерти!
От этих слов Надийка вдруг, словно от удара, сникла и, сдерживая рыдания, выбежала из комнаты. Юрко пожалел о том, что сказал. «Зачем, на самом деле, я так? Ведь все теперь хорошо, старое забылось. Да и себе дал слово никогда больше не затевать таких разговоров, и вот на́ тебе — не выдержал».
Но сразу попытался оправдаться перед собой — не он ведь начал. Это она взялась за старое. Зачем встречалась с т е м, отвечала ему? Не могла разве молча пройти, не заметить? Как делает это он, Юрко.
Ссутулившись, вышел из комнаты, хлопнул дверью. Не желая того, трахнул так, что посыпалась глина.
На улице собирался дождь, небо заволокла тяжелая черная туча. Крепчал ветер.
Куда идти? А черт его знает! Может быть, на колхозный двор, там в конторе тепло и уютно. Вспомнил — как раз получили новый журнал «Радио». Можно посидеть, почитать, пока успокоятся нервы, и Надийка пусть поволнуется, подумает. Сегодня он вернется поздно. Может, тогда и поговорит с ней по душам.
Мог ли он думать, что больше разговаривать им не придется, что это был последний их разговор.
Малыши быстро заснули, и Надийка тоже легла в постель. Хотелось почитать, пока вернется Юрко.
Неожиданно в глаза хлынула темень, словно внезапно взорвалась бомба, наполненная мраком. С чего бы это? А-а, погас везде свет. И лампочка под потолком, и в коридоре, и в кухне, и во дворе.
И так же внезапно, как хлынула в дом темень, в сердце ворвалась тревога. Пока еще не понимала Надийка — откуда она, но сердце почему-то тоскливо дрогнуло: не связано ли это с Юрком?
Вскочила с кровати, побежала в кухню, нашла на ощупь свечу, которая осталась после похорон отца, вернулась в комнату, дрожащими пальцами зажгла фитилек, и слабое пламя тускло заколыхалось. Надийка поставила свечу на стул возле кровати. Снова легла и стала читать, но строки расплывались в мутные полосы.
«Нет-нет, хватит. Да и завтра, как всегда, надо рано вставать, кормить детей, мужа, поесть самой и опрометью мчаться на работу. А сейчас (она бросила взгляд на часы) — первый час ночи. Где же Юрко, где так долго задерживается?»
В темные окна монотонно барабанил дождь, выл ветер. Погасила свечу, закуталась в одеяло.
Вспомнилась не раз читанная книга о девушке, безуспешно искавшей волшебные травы, чтобы приворожить любимого. Где они, травы эти, в каком лесу растут, когда их надо срывать?.. А потом бродила она по лесу, спотыкалась об узловатые корни деревьев, пока не набрела на лесную избушку, в которой виден был тусклый огонек. Постояла, настороженно прислушиваясь. Послышался тихий стук в окошко. Она испугалась и никак не могла сдвинуться с места от страха.
Потом застучали громче, забарабанили так, что стекла задребезжали.
Она открыла глаза. Да это ведь вроде бы и на самом деле стучат…
Кто-то настойчиво и нетерпеливо колотил в раму. Надийка вскочила с кровати. Едва нашла выключатель, щелкнула, но лампочка не загорелась. Только тут вспомнила — свет выключили еще вечером и, вероятно, его нет до сих пор.
В окно продолжали упорно барабанить.
«Боже, кто так стучит и зачем?» — подбежала к окну, прижалась лицом к стеклу.
— Откройте, Надийка! — кто говорил, не узнала, но уловила в голосе большую тревогу.
— Заходите, заходите! — бросилась к двери. Закрыто. Неужели приходил Юрко и накинул крючок? И верно, закрыто, но его дома нет. Может быть, мама вставала среди ночи?
На пороге стоял мужчина, невысокий, без шапки, промокший до нитки, и хотя только что изо всех сил торопился, сейчас молчал, не мог вымолвить то, ради чего стучал. Стоял, тяжело дыша.
Надийка терпеливо ждала, хотя начинала догадываться. О чем-то страшном, ужасном.
— Там… Несчастье… — наконец глухо начал мужчина, стоявший на пороге. — Юрка вашего током ударило. — И поспешил успокоить: — Да он еще живой вроде. Присыпали землей. Только…
— Сейчас, сейчас! — Надийка метнулась к вешалке. Что-то натягивала на себя в темноте, а надеть никак не могла. Потом бросилась искать обувь, но не нашла и выбежала на мокрую от прошедшего дождя траву босая.
Бежала, спотыкалась, падала. Казалось, никогда еще на земле не было такой темноты — может быть, потому, что фонари не горели. Значит, даже Юрко ничего не мог сделать. О, господи, что же случилось?
Бежала одна, мужчина давно отстал, только слышала: позади, в холодной глухой черноте, тяжело топали его сапоги. Когда добежала, с Юрка уже отгребли землю, — не помогло.
Лежал еле видный в темноте, и Надийке показалось, что он сейчас вздохнет и начнет подниматься.
За ее спиной негромко, словно оправдываясь, рассказывали, как все произошло. Ветер-то бешеный был — так провода рвал, что где-то и замкнуло. Словом, прекратилась подача тока. А в гараже как раз срочный ремонт машин. Хотели уже посылать за Юрком, а он сам тут как тут. Надо же — человек сам за своей смертью пришел.
Взялся налаживать. Говорят ему, надень перчатки резиновые, но он только усмехается в ответ, — я, мол, привычный, меня ничто не берет.
Отключил рубильник и полез на столб.
А потом… То ли рубильник кто-то включил нечаянно, то ли еще что — но только Юрко вдруг как вскрикнет и на землю сполз. И все… насмерть. Говорят, будто потому сразу убило, что дождь, и столб мокрый, и земля вся мокрая…
Ударило в пальцы, в левую руку — синие пятна на кончиках. И сердце близко. Если б в правую руку… то, может, и выжил бы. Все-таки дальше от сердца.
Надийка слушала, как в полусне, и не верила, что говорится это о ее муже, который успел только вскрикнуть и покинул ее навсегда.
Приехала «скорая помощь», забрала Юрка в больницу. Надийка поехала тоже.
А поутру, осунувшаяся и бледная, в чужих растоптанных ботинках на босу ногу, вернулась домой какая-то сама не своя, мокрые косы слиплись, а одежда плотно облегала тело. Переступила, как лунатик, через порог и сразу упала матери Юрка на грудь:
— Ой, мама, нету у нас Юрасика, нету.
Гроб с телом Юрка стоял в красном углу хаты, шли и шли люди прощаться. Молчаливые, опечаленные. Даже Михаил пришел.
Ему кто-то указал на сложенные на груди руки — мол, на пальцах остался след от удара током, а Михаил не понял и, наклонившись, поцеловал сплетенные пальцы — подумал, что так полагается.
Поцеловал, выпрямился и заметил на губах Юрка странную улыбку. Будто и не умер он, а только прикинулся мертвым, чтобы узнать, кто как отнесется к его смерти. И прежде всего — Михаил.
Рыдал духовой оркестр, и печальная музыка плыла над селом.
Только Петя никак не мог проникнуться скорбным настроением — взял старый порванный зонтик, взобрался на стремянку и прыгнул оттуда будто с парашютом. Едва ногу себе не сломал..