О, Господи! Ну опять она за свое! «Миллион долларов и вертолет, — чуть не брякнула Валерия, — только отстаньте». Но мимо них неожиданно пронеслась парочка на роликах. Держась за руки, ехали по дорожке, ловко огибая прохожих и не разрывая сцепленных ладоней. Влюбленные и молодые. И такой вдруг тоской потянуло!
А она ведь тоже когда то вот так… Не на роликах, правда. В походы ходили, песни под гитару орали. Полночи двор на ушах стоял. Страна разваливалась, падала в бездну нищеты и криминала, содрогаясь в первых корчах наступающего хаоса, но им — двадцатилетним и беспечным — все было по плечу. Щедро разменивая богатства юности на все, кроме важного, они думали, что так будет всегда. Если кровь горит, о старости не вспоминаешь. Когда она, эта старость… а оказалось — близко. Но как же это тяжело — живая и полная сил душа в обертке одряхлевшего тела.
— Чего желаю… — хмыкнула себе под нос, — молодости желаю, вот как. Жизнь снова почувствовать. Это же дар.
И грудь словно тяжёлой рукой сдавило, а пальцы на ее локте исчезли вдруг.
— Молодости? А потянешь ли? Новую жизнь-то?
Дребезжащий голос старухи вдруг обрёл силу. И глаза под складками морщинистых век сверкнули потусторонней неоновой синью. У Валерии так сердце и ослабло. Ну все, перегрелась мать!
— Чего ж не потянуть, — она поспешно вскочила на ноги, — до свидания!
И, оставив чокнутую бабулю-блудницу в обществе шавермы, Валерия поспешила домой
Глава 1
— Мам, прости, но мы, наверное, с Танюшкой Новый год в Праге отметим. Друзья зовут.
Голос Темки звучал виновато. И ей тоскливо стало… Но Валерия быстро себя у руки взяла. Дети растут, вылетают из родительского гнезда и вьют свое. Ей-то вообще грех жаловаться! Красавец, умница, а девочку какую нашел… Может, по придирчивому маминому мнению чуть странную и слишком помешанную на средневековье, но зато добрую и, что самое важное — любящую. Как молодые рядышком друг с другом горели! Даже завистно по-хорошему. Просто глаз не спускали — два голубка да и только. Чего уж ей мешать счастью собственного ребенка? Взрослый уже мальчик, скоро двадцать восемь.
— Конечно, Темушка. А мы как раз в гости собирались, тетя Наташа звала. Вам привет передавала.
— И ей тоже, — обрадовался сын, — мы на Рождество обязательно вернёмся, ладно? И подарков привезём.
— Ты сначала подарок увези! Я Танюшке варежки и шапку связала. В цвет того снута. И тебе новый шарф. Клетчатый, как просил.
— Спасибо мам! Папе привет! Целую!
— Любим тебя!
Валерия со вздохом нажала сброс.
— Как там сын? — донеслось из угла комнаты. Муж устроил себе в зале закуток для душевного отдыха. Возился со всякими рыболовным вещицами, чинил их, сам собирал и даже сети плел. Телевизоры какие-то… занятие так, для души. Бывший работник горячего цеха, Николай Александрович страстно желал природы. Как вышел на пенсию, так и пропал среди бесконечных всесезонных рыбалок, грибных-ягодных набегов и прочего. Она тоже иногда на тихую охоту ездила. Но, в отличие от мужа, продолжила работать, да и в компании единомышленников Николаю было веселее. Пусть уж отдыхает, и так сколько здоровья на своем стеклозаводе угробил.
— Хорошо сын, — отозвалось привычно, — в работе порядок, в семейной жизни тоже. На Рождество приедут. Я сейчас в магазин пойду, тебе взять что-нибудь?
— Квас. Только темный, — муж послал ей рассеянный взгляд и опять склонился над своими сокровищами. Короткая щётка седых волос подсвечивалась настольной лампой. «Как нимб», — мысленно хмыкнула Валерия. Только ангелом Николай отродясь не был.
В магазине было по-предпраздничному суетно. Через два дня Новый год, люди как с ума посходили. Такое чувство, что у всего города разом испарилась еда из холодильников. Покупатели толкали полные тележки и жадно хватали то, что по акции.
Валерия неторопливо складировала покупки в небольшую корзину. Сын с женой не приедет, а им — старикам — много ли надо? Икра в холодильнике, оливье сделает, курочку зажарит. Вот и обязательный атрибут — мандарины. Валерия схватила спелый оранжевый плод и, не удержавшись, поднесла к носу. Ох, как пахнет…
Заметила ее Валерия случайно и то лишь краем газа. Даже не поняла ничего сначала. А потом как ледяной водой окатило, в другом конце овощного отдела стояла та самая бабка, с невероятно синими глазами. Та же странная пахнувшая древностью одежда-лохмотья, грязно серые волосы закручены небрежной гулькой, и на плечах аляпистый платок — ничего не изменилось. А на дворе промозглая питерская зима…