— Лэрди нуждается в осмотре и новом лечении немедленно. Она должна как можно скорее прийти в себя.
— Ну, разумеется! Как же с больной наследников делать?
Валерия вяло прислушивалась к перепалке, механически отмечая очевидные факты. Медведь как-то связан с армией, или что тут у них. Ему нужен наследник, и быстрее, но если с первым понятно — обычно для этого и женятся, то со вторым не очень — к чему спешка? Однако все вопросы Валерия складировала «на потом».
Нянюшка обороняла ее укутанное тельце до последнего, но в конце концов доктору просто надоело, и он, отмахнувшись от разгневанной женщины, внаглую устроил свой сундук на прикроватном столике.
— Да замолчи уже, Дорис! — поморщился мужчина от новой порции визга о своей «грязной котомке» и «чистоты в покоях лэрди».
У нянюшки появилось имя. А заодно и красные, будто нарисованные, пятна на щеках.
— Как Ваше самочувствие, лэрди Аллелия? — обратился к ней, пока Дорис хватала ртом воздух.
— Не очень, — честно призналась Валерия. На самом деле она чувствовала себя отвратительно, как морально так и физически. В висках пульсировала глухая боль, а сухие глаза жгло от невозможности выплакать ощущение собственной беспомощности.
— Что не удивительно после такой жестокой горячки, — покивал ее словам доктор и щёлкнул замком, открывая крышку, — пять дней… Плохо, очень плохо. Организм ослаб… Прошу открыть рот.
Осмотр был вполне стандартным: горло, лимфоузлы под челюстью, пульс… Надо же — стетоскоп. Странный немного. Трубка явно из кожи, и строение другое, но точно он, родимый. В общем, дыхание ей тоже прослушали. Но ослабить глухой ворот доктор даже не заикнулся. И прикасался к груди так, словно Аллелия — мина, а он сапер.
— Воистину чудо, — повторил доктор, — Творцу у годно вернуть Ваше здоровье не тронутым. Хрипы пропали, биение сердце ровное, цвет лица приятен глазу…
За его спиной послышались булькающие звуки.
— Ни за что! Не пущу! Лэрди необходим отдых! Благостные дни в этом месяце придется пропустить!
— Но…
— Нет! — взвизгнула служанка так, что они с доктором скривились почти одновременно. Если у лэрда Медведя голос давил своей густотой, то у Дорис колол барабанные перепонки острым шилом. — Нет, не позволю! Это опасно для здоровья лэрди! В брачном договоре ясно сказано — должна быть здорова. Пять дней жестокой горячки не пройдут бесследно.
Уперев руки у бока так, что острые локти топорщились, как крылья, Дорис хмурила тонкие брови и всем своим видом пыталась продемонстрировать, что если надо — она будет охранять свою госпожу ценой собственной жизни. Валерия даже немного зауважала эту тощую женщину в темном, неказистом платье.
— Думаю, это не лишено смысла, — сдался доктор, — я сообщу лэрду, что его жена пока нуждается в отдыхе.
Очень ловко сложив все инструменты обратно в сундучок, мужчина откланялся и покинул комнату.
Как только дверь закрылась, Дорис без сил упала на свой стул.
— Все равно донесет ведь, — забормотала, доставая платок и прикладывая его ко рту, — старый пройдоха Флинн… Лишь бы перед лэрдом из шкуры выпрыгнуть… Ну месяц-то уже отвоевали. А дальше — как Творец пошлет. Уберегу Вас от монашества. Клянусь душой — уберегу!
И Дорис быстро сделала пасс правой рукой, отдаленно напоминавший перекрестие.
— От… чего? — пискнула Валерия не своим тоненьким голосом. И от жалостливого взгляда служанки стало совершенно не по себе — так смотрят на смертельно больного или невиновного, которому объявили смертный приговор.
— От монашества, бедняжка моя. Запамятовали из-за горячки? Как родите наследника — лэрд сразу в монастырь и отправит. Ох, госпожа, Вам что, дурно?
Глава 4
Валерия не считала себя нежной тургеневской барышней. Два старших брата и отец работяга — очень заманчивый пример для подражания. Ватага голосистых мальчишек и содранные коленки были ее спутниками жизни примерно до той поры, пока матушка природа не взялась превращать пацанку в подобие девушки. Софья Николаевна — мама Валерии, которая уже смирилась, что сыновей у нее все-таки трое, очень ловко подгадала момент и с радостью принялась перевоспитывать свою шебутную дочку. Обычный фельдшер в районной больнице, она не хуже гувернантки обхаживала Валерию, мягко, но уверенно уводя прочь от самодельных луков, казаков разбойников и прочих «мальчуковых» радостей. И все же детство помогло выработать в характере определённую твердость. Хамкой Валерия не стала, да и большой драчуньей никогда не была, но какой-никакой внутренний стержень появился.