— Что это?
— Я сдавал сперму в тот же день, что и Клим. У меня тогда обнаружились кое-какие проблемы, и врач заставил меня сдать анализ.
— Хочешь сказать, что врачи перепутали банки и влили мне твою?! — хватаюсь за голову. — Мне легче поверить в изнасилование, чем в это!
— Придется поверить, потому что я тебя не трогал, — стоит на своем Милованов.
Придется ехать в клинику и разбираться. А если все так, как он говорит? Кто понесет наказание? Муж разводится со мной, потому что ребенок не его. Кто в этом виноват?!
— Регина, пожалуйста, поверь мне. Я никогда бы не поступил так ни с одной женщиной. Это же низко.
— Ты напоил меня чем-то и взял силой, пока я спала, — цежу сквозь зубы.
— Я не мог тогда заниматься сексом, потому что были проблемы. Хотя с тобой мог бы, но не стал. Думаешь, я извращенец, которому нравится трахать бесчувственный труп?! — оскорбляется он.
— Что ты несешь при ребенке? — чувствительно бью его в плечо.
— Он ничего не понимает.
— Он все запоминает.
— Он даже не обращает на нас внимания.
Андрей смотрит на сына с нежностью, и меня это выводит из себя.
— Прекрати на него так смотреть, — шиплю. — Он мой. Наш с Климом! Желанный ребенок!!
— Я не оспариваю этот факт.
— Тогда почему ты к нему лезешь постоянно?
— Не могу объяснить, тянет меня к Киту.
Боже, нет сомнений в том, что Андрей — отец моего сына. Но как так получилось? Как? Ошиблись в клинике? Я их засужу.
Если я в это практически не верю, то что говорить про Клима? Он меня даже слушать не станет. Потому что не хотел идти туда, не хотел сдавать сперму.
Уверял, что когда-нибудь у нас всё получится естественным путем. Я даже об ЭКО уже думала, но к счастью, инсеминация помогла. Или Андрей мне помог?!
Глава 13
Мне нужно всё осмыслить, просчитать свой следующий ход. В желудке урчит, и Андрей предлагает перекусить.
— Я ни куска не съем в твоем присутствии, пока не докажешь, что не усыплял меня той ночью.
— Я не знаю, как тебе это доказать, — отвечает спокойным тоном.
Ему всё равно. Даже если ребенок его, то что? У него не рушится семья, его жизнь не превращается в ад. Про него никто не скажет: шлюха. Ловелас — это другое.
А если Милованов начнет предъявлять права на Кита?
Господи… За что?
Кит останавливается возле Андрея и поднимается на ножки, держась за его брючину.
Подлетаю как сумасшедшая и беру сына на руки.
— Почему ты его ко мне не подпускаешь?
— Да потому что, Андрей! Он не твой.
— А Клим утверждает обратное.
— Как же вы мне все надоели!
Встаю и решительно иду к дверям.
— Регина, ты куда?
— В клинику!
— Погоди, я с тобой. Меня это тоже касается.
Закатываю глаза и хлопаю дверью. Сын хнычет, не хочет сидеть в автокресле. А может, просто проголодался.
Копошусь в сумке и достаю фруктовое пюре. Приходится сидеть и кормить его. А Милованов подумает, что его жду.
Андрей выскакивает на улицу, видит мою машину и идет к ней. Блокирую двери. Достал!
— Регин, все нормально? — стучит в окно.
— Да, у нас перекус, — отвечаю резко.
Милованов садится в свою машину и ждет, выстукивая по рулю пальцами.
Пообедав, сын успокаивается и затихает. Еду в клинику медленно, чтобы он поспал как можно дольше. Андрей едет за мной.
В уме выстраиваю диалог с врачом. На какие кнопочки нажимать, чтобы он признался в халатности.
Кто-то же должен ответить за случившееся?
Клим
Просыпаюсь и чувствую рядом с собой чье-то шерстяное горячее тело. Не Петрович это, к счастью. Верный Один грел меня ночью.
Я отрубился прямо в сторожке. Немудрено, после выпитой водки. Башка раскалывается, в желудке тягучая боль. Я уже не мальчик, чтоб так напиваться. Интересно, Петрович хоть живой?
Выхожу из сторожки и морщусь от солнца, ударившего в глаза.
— Доброе утро, Клим Саныч.
— Как оно, Петрович?
— Видимо, лучше, чем у Вас, — протягивает мне банку с рассолом.
Прикладываюсь к банке и жадно пью. Легчает.
Всё нахрен, больше так не буду. Боль не заглушил, в груди по-прежнему печет. Хуже в разы стало. Дурак!
Иду в уличный душ и смываю с себя утреннее похмелье.
Петрович, оказывается, в это время уже сварганил кашу — не соленую, не сладкую, а именно такую, которая хорошо пойдем с похмела, чтобы успокоить желудок.
Одину тоже досталась каша, и он с благодарностью вычистил языком миску.