— Оооо, этот парень хорош. — Она машет рукой. — Ух.
— Я на кортах с двенадцати лет, Руби. Поверь, половина из них играет за другую команду. И профессор Хэйр сама это недавно выяснила. — Как раз в этот момент заканчивается одна из партий. Два парня, старше нас, проходят мимо, не сводя с нас глаз и улыбаются.
Руби наклоняется ко мне.
— Эти определенно в нашей команде.
Оно права. Это определенно были флиртующие взгляды.
— Пойдем поговорим с ними, — добавляет она, но корт, который они только что покинули, закреплен за нами. Я тащу ее к сетке.
— Неа. Хватай теннисные мячи.
Она стонет.
— Я имела в виду кое-что другое.
Мы сыграли парочку партий. Конечно, я выигрываю, хотя Руби научилась неплохо играть, заставляя меня побегать. К тому времени, как мы заканчиваем, я вся мокрая.
На обратном пути мы сталкиваемся с Дерриком и Кейси в кофейне «SteadyDrip». Они словно побитые камнями близнецы, как мужская и женская версии одного человека. Оба в кислотных джинсах, черных кожанках, цепях и пирсинге. Волосы у них одного цвета и почти до плеч, но Деррик завязывает их на затылке. Они одновременно макают печенье в кофе, даже не глядя друг на друга. Словно зеркальное отображение друг друга.
Деррик держит в руке маленькую цифровую видеокамеру и снимает Кейси, потягивающую кофе. Она показывает ему язык, а затем достает телефон, чтобы заснять, как он делает то же самое. Странные.
Мы заказываем напитки, и пока я жду свой пряный чай-латте, то слышу, как Руби разговаривает с Кейси.
— Вы живете где-то здесь, да?
— Примерно в двух кварталах отсюда. — Кейси показывает в сторону Терлоу-стрит за кампусом.
— Круто, — говорит Руби. — Я бы все отдала, чтобы жить за пределами кампуса. Вам повезло.
Когда они смотрят друг на друга и кивают, кажется, что они создали свой собственный тайный язык.
— А у вас там есть мольберты? — Спрашиваю я, отпивая молоко с ароматом бергамота и закрываю стакан крышкой.
— Мольберты, скульптурные столы, гончарный круг и тому подобное.
— Но нет печки, — говорит Деррик.
— Нет печки, — эхом отзывается Кейси.
Странная пара. Но у них есть свое место... Мой разум начинает закипать.
— Можно как-то прийти к вам и посмотреть? — Спрашиваю я.
Они обмениваются взглядами.
— Не то, чтобы... Ну, ты понимаешь, это неожиданно. Сначала позвони.
— Да, конечно, — У меня есть их номера из списка класса доктора Т. — Увидимся на следующей лекции по «Истории искусств», — говорю, когда мы с Руби направляемся к двери.
Снаружи, Руби говорит:
— Зачем ты напрашиваешься к ним?
Я пожимаю плечами.
— Если у меня возникнут проблемы со студией, я могу попроситься к ним. Ты же знаешь, что перед персональными выставками за студию кампуса будет настоящая война. Так что до весны нужно написать много картин.
На самом деле я думаю о том, как снова увидеть обнаженного Логана. Профессорские квартиры — слишком рискованно, а его кабинет открыт для всех. Было бы безопаснее встретиться где-нибудь за пределами кампуса.
Руби кивает.
— В этом есть смысл.
Я пью свой чай-латте и думаю о том, сколько еще лжи я скажу Руби.
***
Вечером мама звонит ровно в семь. И так каждое воскресенье. По ее расписанию.
— Ты купила билет на День Благодарения? — спрашивает она.
— Пока нет. До него еще два месяца.
— Ты же знаешь, что билеты на эти даты быстро раскупают. Хочешь, я закажу?
— Я сама займусь этим, мама.
Пауза, и я слышу «черт» на заднем плане.
— Это папа?
Вместо ответа мама громко кричит: ее рот слишком близко к трубке, так что мне приходится отпрянуть от трубки, но я все равно четко слышу:
— Дорогой! Я разговариваю с Авой! Возьми трубку!
Слышу бормотание на фоне. Затем мама говорит:
— Он спрашивает, играла ли ты сегодня в теннис.
Я вздыхаю.
— Да, с Руби. Он будет говорить со мной?
— Он занят просмотром новостей. Не знаю зачем. Кажется, это повышает его давление.
— Кажется, — бормочу я, но мама, похоже, не слышит меня.
— Как начался семестр, милая? Есть хорошие мальчики в классе?
Она никогда не спрашивает меня ни о живописи, ни об учебе. Видимо, она думает, что мое будущее зависит лишь от того, найду ли я мужа в колледже или, по крайней мере, постоянного парня. Интересно, что бы она сказала, если бы я рассказала ей о Логане. Я еле сдерживаю смех, представляя ее ошарашенное лицо. Как бы забавно это ни было первые пять секунд, но после такого заявление давление повысится уже и у нее. А вот папа может просто взорваться. Логан мне ни муж, ни парень. Я действительно не знаю, кто он, поэтому говорю ей:
— Меня никто не интересует, мам.
Слышу разочарованный вздох.
— Юридическая школа в этом плане будет более перспективной, — говорит она. — Твой отец подписался на каталоги. Уверена, что к праздникам их будет куча.
— Чудесно.
Когда я была младше, отец терпел, иногда даже хвалил мои работы, но, когда я объявила о желании учиться по специальности «искусство», у него чуть не случился сердечный приступ.
Тогда за меня вступилась мама. Не потому, что она считала, что я поступаю правильно, — она всегда была на стороне отца в вопросах политики, возможно, потому что считала, что в этой среде я найду перспективного мужа, — но мама понимала, если я решила получить степень в области искусства, этого не изменить. Поэтому, когда отец пригрозил не оплачивать мою учебу, я сказала, что могу заниматься искусством и без диплома. Так что мама уговорила его согласиться, потому что хотела, чтобы дочь была выпускницей. Собственно, он этого тоже хотел. Однако, они не бросали попыток переубедить меня и возлагали большие надежды на аспирантуру.
Я поговорила с мамой еще несколько минут, а затем закончила разговор.
Мои родители могут фантазировать о моей жизни, но скоро я разрушу их мечты. Не то, чтобы я горю желанием сделать это. Они были добры ко мне. Возможно, даже слишком. Но это не значит, что они могут решать, как я должна жить.
Глава 8
В понедельник утром, между семинаром по «Теории цвета» и «Историей искусств» доктора Ти, я направляюсь в библиотеку, чтобы начать работу над эссе, которое надо сдать на следующей неделе.