И только когда я склоняюсь ниже и присасываюсь к ее шее, она замирает, а из ее легких рвется судорожный полустон-полувсхлип.
Меня же пробивает тотально. Отражаю хриплым мычанием.
Возможно влияет мое обострившееся восприятие на фоне ее мнимого сопротивления. Или же осознание того, что эта девчонка для меня должна быть неприкосновенна. Какой бы не была причина, понимаю лишь то, что меня буквально подрывает на месте от остроты ощущений…
Ее кожа теплая, нежная, покрытая мурашками и такая одуристически вкусно пахнущая. Заполняет все рецепторы разом. Чувствую, как во рту собирается слюна, что едва успеваю сглатывать. Засасываю сладкую плоть, собирая языком дрожь ее тела. Фанатею…
Уже сейчас понимаю, что не смогу остановиться, пока не проверю какие на вкус ее губы. Хочу собрать все сходства и отличия с кожей на шее.
И я бы продолжил. Если бы не одно оглушающее «НО».
Мне прилетает по роже такая звонкая оплеуха, что от удара уши закладывает. Отстраняюсь, таращась на нее и пытаясь догнать, что, мать твою, сейчас произошло.
Ощущения определено новые. Достаточно острые и моментально возводящие на новый уровень эмоционального состояния.
Отрицание. Шок. Ярость.
Последнее преобладает в кратном размере. Ничего толком не вижу перед собой, зато слышу, как шатко она дышит. Смею предположить, что сама в неком потрясении.
Еще ни одна девка не позволяла себе подобного. Ни одна.
Значит и я буду у нее первым… Тем, кто ее придушит.
— Еще раз… — рычу предупредительно, обхватывая рукой шею.
Но не успеваю даже договорить, как на меня обрушивается серия новых хлестких пощечин.
Сатанею мгновенно. Перехватываю ее ладони, прижимая к стволу дерева над головой. Наваливаюсь всем телом, сталкивая нас лбами.
— Сама напросилась…
В ее глазах — дикий ужас. В моих — будоражащая кровь ненависть, припорошенная грубой похотью.
Грудная клетка ходуном ходит, врезаясь на вдохе в ее сиськи, зазывно торчащие из выреза на платье.
Отстраняюсь, опуская взгляд ниже. Даже сквозь тусклый свет освещающего фонаря я с отчетливой точность вижу мелкую дрожь на ее вздымающейся груди.
«Придушить гадину» — напоминаю себе, пялясь на виднеющуюся часть округлых полушарий.
Можно было бы перехватить ее запястья одной ладонью и пустить в ход обе руки… Однако я продолжаю прожигать взглядом манящую грудь.
— Только попробуй, — шипит задушено, выписывая тем самым приглашение.
Облизываясь как оголодавший волчара, немыслимым образом переключаю все свое внимание на ее лицо. Склоняюсь ниже и, не долго думая, размашисто прохожусь языком по нежной коже на щеке. Веду носом но скуле, доходя до пульсирующего виска. Исследую сантиметр за сантиметром, втягивая ноздрями ее одуряющий запах.
Мало. Хочу больше. Насыщеннее. Размыкая челюсти, выталкиваю наружу распирающий грудь воздух.
Опаляю дыханием щеку и прокладываю путь до ее блядских губ. Не целую. Сдерживаю порывы, оставляя сладкое на десерт. Едва касаясь, миную опасную зону и скольжу к другой стороне лица.
Когда лижу ее подбородок, намереваясь спуститься к тонкой шее, чувствую, что она склоняется к моему лицу и тянется губами к щеке, приглушенно постанывая.
Сама.
Блядь… Что и требовалось доказать. Чертов нимб слетает даже раньше, чем я предполагал. Это одновременно и злит и доставляет определенное удовольствие.
Мысленно выписываю ей планируемое наказание, представляя, как буду пристраиваться сзади.
В паху начинает свербеть. Но едва успею принять тот факт, что от ощущений ее губ на моей коже кроет с какой-то особой сверхмощной силой… как вдруг все положительные чувства разрывает острой, жгучей вспышкой боли.
— Блядь! — хриплю, резко отстраняясь от нее и хватаясь за поврежденную щеку.
Чертова Русалка… меня укусила.
Твою ж мать.
Эта сучка лишь за один вечер пустила в ход не только руки, но и зубы! Шизанутая на всю голову!
Пока я, потрясенный действиями девчонки, пребываю в конкретном шоке, зараза ускользает из моих рук и срывается на бег в сторону общежитий.
Первый порыв — догнать. О том, что сделаю потом, даже не думаю. Главное — не убить.
Но позже, наблюдая за удаляющейся спиной и сверкающими пятками, принимаю абсурдное решение — отпустить.
Пусть удирает. Тем слаще будет вкус ее поражения…
Однако окаменевшая мышца за ребрами вдруг сжимается. Гулко стучит и сбивается с ритма, оказывая открытое противостояние. Тревожно ноет, толкая на немыслимые действия.