Я пытаюсь себя успокоить… Но сердце рвется наружу и хочется кричать! А еще замочить этого ублюдка!
Глаза Машеньки помогают мне справляться с эмоциями.
Сидя в позе лотоса, я положил ее к себе на одно колено. Прижимая к себе крепче, смотрю, как она периодически проваливается в беспамятство, но тут же выходит из него, стоит мне надавить тряпкой на рану. Да, вот так девочка моя… Держимся.
Начинаю закипать от гнева. Гнева на себя. Не уберег.
Гнева на нее. Опять «я сама»!
- Что же ты наделала.., - сдавленно шепчу ей в губы, склонившись над ней, чтобы слышать ее дыхание.
От осознания, что она кинулась ко мне для защиты, хочется взорвать в руках гранату. Что же я за мужик такой, что щитом моим выступает совсем маленькая девчушка?! Это я должен грудью бросаться на ее защиту!
- Спасибо, - еле шепчет мне Машенька.
Что? Еще и «спасибо»?!
- За что? – спрашиваю тихо, будто боюсь, что нас кто-то может услышать.
Чувствую, как ком плотно заседает в горле. Говорить тяжело. Дышать трудно. Глаза заволокло пеленой. На ее щеку падает моя слеза.
- За два месяца счастья…
- Глупая.., - я уже не в силах сдерживаться, и говорю с надрывом в голосе.
Маша улыбается. Необыкновенная.
Не замечаю, как начинаю раскачиваться, будто баюкая ее. Таким образом стараюсь заглушить свою дрожь. Руки предательски свело от напряжения, и теперь дрожь ощущается отчетливо. Меня колотит.
Маша не прекращает улыбаться, периодически дергаясь от боли. Взгляд ясный. Борется.
Медленно поднимает руку. Но ее сил хватает только, чтобы дотронуться пальцами до моей щеки.
- Наконец-то! – громко восклицает Василич, когда в квартиру заходят быстрым шагом врачи с носилками.
- Данные пострадавшей?! – кричат мне чуть ли не в ухо.
Какие данные?
- Маша, - мой язык совсем не слушается.
- Полные данные! – кричит один врач, пока второй пытается осмотреть мою девочку, которую я боюсь выпускать из рук.
- Дроздова Мария Ивановна, девяносто второго года рождения, - неожиданно громко и четко произносит Василич.
И меня осеняет… Я же даже ее фамилии не знаю…
Дроздова…
- Беременность сколько недель? – спрашивает врач, который осматривает ее рану, аккуратно приподняв ее у меня же на коленях.
- Беременность? – я до последнего не верил в слова Спиридонова.
- Здесь маточное кровотечение. Похоже на выкидыш, - поясняет гневно врач, смотря на меня с укором и злостью.
- Не знаю…
- Вот, - выскакивает Вадик из ванной, держа в руках какую-то полоску бумаги.
- Понятно, - врач берет полоску в руки и кидает ее на пол.
Машенька, словно почувствовав, что помощь подоспела, стала прикрывать глаза. Но уже не теряя сознание. Будто с облегчением. Теперь ее руки крепко вцепились в мои. Она боится от меня оторваться, когда ее стараются уложить на носилки.
А я… Я просто теряю связь с реальностью…
Она лежит на полу на носилках. Я сижу рядом и держу ее за руку. Крепко сжимаю, опасаясь переломов. Но и не сжимать не могу…
- Ну что, сука! Я же говорил, что уничтожу тебя! А тут еще и твоего выродка захватил! – довольно кричит Спиридонов.
Он только пришел в себя после удара Вадика. От его слов даже врачи, которые проводили какие-то действия по оказанию медпомощи, застыли и посмотрели в его сторону. В квартире вовсю уже работала группа криминалистов. Они тоже прекратили свои разговоры и остановились.
На мгновенье повисла звенящая тишина.
Разорвала ее Машенька.
Она медленно подняла свободную от меня руку, показывая выродку средний палец. Из последних сил, но четко и громко, насколько смогла:
- Не сломаешь.
Глава 4
Вот уже почти три часа смотрю на часы, висящие в коридоре больницы. Стрелка подходит к девяти. Сейчас бы я пришел домой. Меня бы встретила Машенька. Как всегда с улыбкой и поцелуем. Я бы обнял ее, поцеловал, провел пальцами по бархатной коже шеи. Прижал к себе крепко, боясь, что она вот-вот пропадет. Прошептал бы в ушко ласковые слова. Она бы от шепота трепетно скукожилась и воскликнула:
- Сережка, не щекочи!
Я бы смотрел в ее счастливые глаза, отчего мое нутро наполняется любовью и заботой. Именно сейчас мне не хватает запаха клубники. Хочется почувствовать под носом любимую белокурую макушку. Вдохнуть ее запах, окунуться в пучину преданности и счастья. А еще страсти и огня…
Но вместо этого я жду. Жду и боюсь.
Боюсь, что этого больше никогда не будет.
Мою Машеньку забрали в операционную. Еще в машине скорой она потеряла сознание, и я орал, как обезумевший, ее имя. Но она меня не слышала. А что, если она меня больше не услышит никогда…