— Хор… — горло перехватило — давать добровольное согласие на «развлеки» и «помоги» непонятно в чём было выше моих сил. Клетки меняли очертания, становились одна краше и вольготнее другой, но ясное понимание, что на шее затягивается удавка с ядовитыми шипами, становилось физически ощутимым. Я схватилась за горло и бессильно выдавила: — Хорошо.
Но ничего хорошего быть не могло. Меня привели в небольшую каюту и оставили — «уважаемым господам» нужно было что-то обсудить без моих ушей. Я скинула туфли и залезла с ногами на постель, обняла коленки и уткнулась в них лбом. Качалась в такт яхте и тихо скулила, выпуская в окружающее пространство тупившее мозг бессилие и накатывавшее спасительное равнодушие.
Я устала. Всё ещё искала любые возможности сбежать, но… предсказуемые. Энвер просчитывал мои шаги наперёд… или я не первая невольница, которая использовала для побега малейшую возможность.
Эта мысль окатила сердце горячим липким страхом — что с ними стало? А главное — какие возможности они не использовали? Что не сможет просчитать Энвер? Что ему в этом городе может быть неподвластно, если сам глава муниципалитета у него в друзьях? И наверняка в доле.
Я поднялась и заходила по каюте, бездумно открывая ящики стола, дверь в маленькую душевую и биотуалет и сворки встроенного шкафа. Его содержимое меня порадовало: он был полон женских шмоток, даже несколько бикини лежали ещё не распакованные. А на полках оказалось несколько наборов средств для ухода за телом и, неожиданно, книги — какая-то чушь вроде любовных романов Эрики Вербицкой, которые я взяла с собой и которые остались в клетке на заброшенной фабрике — это единственное, что у меня не отобрали.
Я опустилась на кровать и уставилась в одну точку, покрываясь мурашками от внезапной мысли: в романе Эрики героиня стала заложницей пиратов, она тоже была в безвыходном положении, но сумела влюбить в себя главного негодяя… Это же старо, как мир!
В груди всколыхнулась надежда. Энвер красив, как бог, я ненавижу его всей душой, но телу плевать на неё, оно реагирует на физическом уровне. Усмехнулась, снова вспомнив прочитанные романы: фраза «тело предало меня» всегда смешила до колик. Трахаясь с клиентами, я часто испытывала оргазмы, и предательством это не считала — это данность, секс не равно любовь, и её отсутствие не отменяет удовольствие. Месут тоже мужчина приятной наружности, и трах с ним тоже дарил минуты наслаждения.
Чёрт возьми… Чёрт возьми!..
Я сдёрнула платье и бельё, схватила полотенце и гель для душа с персиковым ароматом и бросилась в ванную.
Cherchez la femme, чудовища!
Когда за мной пришёл Энвер — в одних трусах — я уже переоделась в бикини сливочно-розового цвета и парео, а волосы собрала в высокий хвост и завязала узлом — хватит ненадолго, но оно и не нужно, женщина с длинными распущенными волосами выглядит сексуальнее. Хотя меньше всего мне хотелось соблазнять этих двух мерзавцев в мужском обличье, но мне было необходимо притупить их длительность, и я собиралась быть «хорошей» девочкой.
Энвер, окинув меня долгим взглядом, усмехнулся:
— Надо же, удивила. Трахать тебя никто не собирался, но если ты так хочешь…
Я потеряла дар речи, а с трудом натянутая полуулыбка, призванная сделать меня загадочной, стекла с лица, как капля масла по стеклу — медленно, оставляя после себя мутное отражение напускного спокойствия. Задрожали от ярости руки, сорвался голос, когда я, сжав кулаки, бросилась на Энвера с нечеловеческим не то воплем, не то рычанием.
Мерзавец шагнул мне навстречу, ногой захлопнув дверь, и перехватил мои запястья. Он улыбался катастрофически обаятельно и сексуально, его глаза полыхали желанием. Я буквально уловила запах исходивших от него феромонов и увидела, что он раскрытыми ноздрями ловит и мой. Воздух между нами трещал и голубел статическими разрядами двух наэлектризованных эмоциями тел. И эти эмоции были живыми, настоящими, свежими, как черноморский бриз, они ни капли не походили на болотную похоть клиентов, оставлявшую на теле и в душе мерзкую слизь принудительного соития.
С Энвером всё было иначе. Или я так настроила себя на секс с удовольствием с этими гадами, то ли «тело предало меня», но я выгнулась в его руках, прижавшись к голому торсу мужчины, и впилась в его губы злым поцелуем. Он ответил мне, перехватив и прижав к себе за талию и затылок. Мы не целовались, а убивали друг друга, рвали укусами, состязались языками, как на шпагах, и не могли остановиться. Этот бой продолжался до изнеможения, до почти вывихнутых челюстей и распухших губ, до усталости мышц и последнего бара[2] воздуха в лёгких. В этой битве не было победителей и побеждённых, и её жизненно необходимо было продолжить. Я или он — сейчас решалось всё.