— У этого Реджиса может быть при себе оружие?
— Не думаю, не тот человек. Я приеду минуты через две, жди.
Когда он прибыл в префектуру (оставив в машине, которая должна была отвезти домой вспотевшего от жары, а может, и от сильнейших переживаний Пеллегрини), Никозия еще не звонил.
— Что там у тебя в руках? — спросил Де Пальма.
— Разве не видишь?
Де Пальма с полминуты разглядывал два свернутых в трубку проекта, а потом хмуро сказал:
— С завтрашнего дня я займусь продажей стирального порошка.
— Утешься, — сказал Сантамария. — Все было не так очевидно, как кажется сейчас.
Он протянул Де Пальме проекты и стал ему объяснять, что, по его мнению, предшествовало убийству на виа Мадзини, как было совершено убийство и что произошло после него. И по мере того как выстраивались в ряд слова и факты, Сантамария убеждался, что, в общем-то, все события последних бурных дней вмещаются в несколько фраз, коротких и примитивных, как отчет в трех экземплярах, который рано или поздно займет свое место в пыльном архиве. Придерживаться фактов — вот суть его работы, его служебный долг. Люди ждут от тебя одного: ты обязан разобраться в сложном переплетении фактов, отыскать ту спичку, которой подожгли лес, и тот камень, который вызвал горный обвал. Подлинная задача полиции заключается в том, чтобы граждане прониклись убеждением, что в этом страшном, непонятном мире можно вопреки всему доверять «фактам». Вот только ты сам по окончании расследования, доказав справедливость своих подозрений, чувствуешь себя опустошенным и понимаешь, что гордиться особенно нечем. Допустим, ты собрал факты, много фактов. Прекрасно, браво. Но ты-то сам в глубине души знаешь, что факты сами по себе ничего не объясняют, их нужно тщательно обдумать, связать воедино. Каждый раз по-иному.
— Что с тобой? Ты недоволен, что все уже кончилось? — спросил Де Пальма.
— Еще ничего не кончилось, — ответил Сантамария.
— Верно. Первым делом я бы послал туда Лопрести проверить, не сбежали ли они. У этих людей какое-то особое чутье на опасность.
Нет у них особого чутья на опасность, подумал Сантамария. Просто они испытывают постоянное беспокойство, страх, и потому их с неодолимой силой тянет куда-нибудь удрать, скрыться.
— Надо будет проверить насчет «фиата-124», — сказал он вслух.
— Но преступники вполне могли взять машину напрокат.
— Все-таки скажи Лопрести, чтобы он проследил за машиной. А ты тем временем…
Зазвонил телефон, это был Никозия.
— Я у синьора Реджиса, профессор. Мы вас ждем.
Значит, ему удалось удержать этого Реджиса мирным путем. Тем лучше. Сантамария свернул в трубку оба проекта и разрешение и направился к двери.
— Ну а ты пока проверь, зарегистрирована ли машина официально.
— Хорошо. И надо бы поставить в известность прокурора.
— Да, нам понадобятся понятые.
— Кстати, ты помнишь, где мы нашли машину Ривьеры? — спросил Де Пальма, провожая его по коридору до выхода.
— В «Балуне»?
— Возле «Балуна», почти совсем рядом с комиссариатом на виа Борго Дора. И мне пришло в голову, что если Ривьера сразу заметил «фиат-124», то, очевидно, владелец поставил его где-то неподалеку.
— И что же?
— Не мешает проверить, не заметила ли чего-либо подозрительного тамошняя полиция и не обратила ли она внимание на эту машину.
— Да, хорошая идея. Я тебе позвоню, как только разделаюсь с Реджисом.
Подойдя к лестнице, Сантамария вдруг остановился и неожиданно вернулся в свой кабинет. Открыл ящик письменного стола, вынул из папки с документами найденный на месте второго преступления трамвайный билет и аккуратно положил его к себе в бумажник.
— Зачем он тебе? — спросил Де Пальма. — Думаешь, он имеет какое-то отношение к делу?
— Никогда нельзя знать заранее, — с улыбкой ответил Сантамария. — Лучше на всякий случай все иметь под рукой.
И торопливо зашагал к выходу.
Никозия совсем неплохо поработал. Лицо у него, как всегда, было страдальчески хмурым, точно ему между бровями вонзили гвоздь. Но это имело свои преимущества в тех случаях, когда Никозии доводилось играть роль торгового эксперта, инспектора страхового бюро, непреклонного служащего воображаемых компаний или ассоциаций. Реджис огорчился, когда увидел, что Никозия поднялся.
— А вы с нами не побудете?
— Ну теперь, когда пришел профессор… — сказал Никозия с таким видом, точно его ждали в десяти других местах, и сам закрыл за собой дверь.