— Привет, пока, — сказал Журка и пошел прочь. Двинулся к дому, на велосипеде мчал стоя. Необходимо присмотреть новое место, решил он. Хватит сторожить у кладбищенских ям.
Он отправился на поиски, но у него не было ни малейшей охоты шнырять в районе кладбища или в полях конопли при заводе, да и в садах тоже. Поиски его завершились по возвращении в центр села. Он присел в парке — на спинку скамьи. В центре было гораздо интересней, тут оказалось много людей, и не только стариков. Вот проехал автобус с девчонками-гимназистками из других мест — Журка со страстным интересом, разинув рот, пялился на них. Одна девчонка даже посмеялась над ним, уж очень он их разглядывал. Второй раз за день высмеяли его за то, что он не умеет владеть собой. А как это делается? Как себя вести, если встретишь красивых девушек? Придется научиться, подумал он и решил поупражняться во флегматичном взгляде. Получалось… Если, конечно, не попадалась навстречу красивая девушка. С красавицами не срабатывало. Тогда пялился из всех сил, даже приходилось подниматься, чтобы разглядеть попку. Нет, подумал он, у меня не получится. Но вскоре игра перестала его забавлять, и он просто знай себе глазел по сторонам.
Он увидел ее на углу гастронома. Лили толкала велосипед, разглядывала витрины. В витрине гастронома не было ничего интересного: консервы, чай, жидкость для чистки. Журка понимал, что разглядывать там абсолютно нечего. Сдурела, что ли, девчонка? Видать, совсем чокнулась от своей бурно пробивающейся женственности.
Лили двигалась так, словно под водой или при замедленной съемке. Прогулялась вдоль сберкассы, а перед Домом культуры — и вовсе куриным шагом. Журка покачал головой: жалкое зрелище. Чего она ждет? Чего хочет? Медленно подошла к витрине, где была выставлена кинопрограмма: вдруг да появился какой-то новый фильм и его афиша. До-олго разглядывала эту кинопрограмму. Каждый месяц показывали максимум шесть фильмов, из них четыре советских. Остальные два — в придачу. Как правило, один французский и, по случаю, один американский. На эти два надо сходить, и все дела, тут и раздумывать-то нечего. Журка занервничал: что это она так долго разглядывает? На этой неделе показывают «Belly Blue» с ограничением по возрасту, их все равно не пустят. И в этот момент со стороны Старопочтовой улицы выкатил Балаж.
Ничего интересного не произошло. Балаж на ходу поздоровался с Лили и не останавливаясь покатил дальше. Лили смутилась, вновь повернулась к витрине, разглядывая ее содержимое, но, когда Балаж отъехал подальше, мечтательно уставилась ему вслед. И тогда Журка почуял, что дело зашло далеко, и даже хотел пригнуться. Но поздно. Он, сидящий на спинке скамьи, был как раз в фокусе и закрывал Балажа. Лили помрачнела, рассердилась, вскочила на велосипед, подкатила поближе, но не совсем близко — лишь до продавца жареных лепешек, всего метров пять. И оттуда крикнула:
— Я же говорила, что ты шпионишь!
— Это ты шпионишь! — воскликнул Журка.
Все смотрели на них — для деревни весьма непривычна такая сцена. Журка устыдился: с тротуара к их разговору прислушивалась повариха артели, а стало быть, завтра его матери станет известно, что он на людях пререкался с соседской девчонкой. Это ж надо так погореть!
Журка вскочил на велосипед; ему все равно было, куда ехать, лишь бы не в сторону Лили и не домой. Он помчал к мосту через Курцу. Смотрите-ка, как внезапно зазеленели на лугу чахлые березки! Он глядел, как ветерок встряхивает листики, словно аплодировало много тысяч детских рук. В прибрежных садах расцвела черешня, ее пышные кружева напоминали украшения манжет на рубахах. Бросив велосипед, Журка спустился на берег и засомневался, не зная, чего же он хочет. Не хотелось видеть привычные места. Не хотелось видеть людей.
Он обратил внимание: если пройти вдоль прибрежных камышей, то можно попасть под мост. До сих пор он этого не знал. Туда вела узкая тропка. Журка прополз пообочь: заросли сорняков были слишком густыми, и он опасался угодить в грязь или свалитьсц в воду. Под мост пробраться удалось. Голая площадка была сплошь усеяна окурками и носовыми платками. Окурки — это понятно, а вот носовые платки… Если ты куришь, для чего тебе при этом сморкаться? Журка уже пробовал курить, но лишь недавно сообразил, как надо затягиваться. Правда, выпускать дым уже умел. И сморкаться при этом было не нужно.
Журка сел, долго смотрел на воду. Здесь было хорошо. Тишина оказалась приятной теперь, когда не стрекотал фильм о нем, когда не нужно стало разыгрывать из себя Журку, когда никто его не видел. Прежде он терпеть не мог оставаться один, ему делалось скучно. Он не выносил минутами смотреть на волнистые, отливающие желтизной поля сурепки или любопытные подсолнухи, выстроившиеся по стойке «смирно». Ему хватало минуты полюбоваться цветущей Тисой, гулкой поймой, когда за плотиной испуганно перешептываются акации. Журка жаждал движения, быстрого бега, головокружительного вращения. Но не сейчас. Приятно было побыть в одиночестве, скрытно. Сбоку врезались лучи солнца, следя за игрой камыша, плясали, как тоненькие пальцы. Журка загляделся и чуть было не уснул.