Журка обернулся — в ответ парень заорал:
— Стой, не вертись, мать твою так!
Зрачки глаз его сверкали как раскаленные, даже грубые оклики сопровождались счастливой улыбкой. Сено он укладывал кое-как, стог никак не получался, ведь смотрел он лишь на своих пленников и, стоило им хоть шелохнуться, раздавался свист хворостины — настолько оглушительный, что голубей с кладбищенских ворот как ветром сдувало.
Долгое время не происходило ничего. Руки у Журки болели, но ему удавалось удерживать их. Хотя бы из гордости и упрямства. Иногда он украдкой косился на Лили.
Ему показалось, будто вид у нее гордый, дерзкий, как в те прошлые времена, когда Лили была вожаком и от Журки не ждала, когда же он выдаст наконец хоть какую-нибудь собственную идею. Ему же идеи редко приходили в голову, и он привык, что девчонка-то уж наверняка что-нибудь да придумает. И с тех пор как Лили изменилась, он остался один на один со своей безоглядной беспомощностью. Больше всего раздражало Журку, что он видел: Лили по-прежнему знает, чего хочет, а идей и задумок у нее полна голова. Только она их не высказывает — все-таки ждет, что Журка додумается сам. И когда Журка наконец поделится с нею, укорит — откуда, мол, ему знать, каковы пожелания высокородной принцессы, — тогда она скажет: нечего все время ей в рот смотреть, у нее, конечно, и свои соображения есть, ну так почему же у Журки не могут быть свои собственные? На то он и мужчина… Ей нет надобности продолжать. Журка в таких случаях окидывает себя взглядом: весу — дай Бог тридцать кило, росточка небольшого, с Лили. На гладком теле не пробилось ни волосинки. Да разве это мужчина? Неужто она говорит всерьез? Ребенок, как есть ребенок, и он это знает о себе. А может, так оно лучше?
Андор хлестнул Лили по заднице здоровенным прутом уксусного дерева.
— Кому было сказано стоять смирно?!
Лили не шелохнулась, по щекам катились слезы, но она улыбалась. Похоже, будто идет дождик, и сквозь пелену дождя, за унылыми облаками светит солнце. «А лицо ее — словно радуга», — подумал Журка и улыбнулся про себя. Он был спокоен, во всяком случае, чувствовал, что внутри него все ровно, не клубятся страхи-тревоги. Он был человеком, который достиг конечной точки терпения и мудрости, свойственных взрослому.
Журка очень удивился, придя в себя. Видно, у него закружилась голова. Он лежал на спине. На нем сидел Андор — на его животе, таскал его за вихры и лупцевал по лицу. Во рту чувствовался сладковатый привкус. Не терпелось сплюнуть. Он не понимал, где находится, что делает. И не сердился на Андора, не понимал, почему тот уселся на него верхом. Во рту скопилось много жидкости. Журка испугался: этак и захлебнуться недолго. Он поднял голову, намереваясь зараз выплюнуть всё скопившееся. Со страху он действовал энергично. Густая кровавая слизь залепила всю физиономию Балинта.
— Ах ты, мать твою! — воскликнул Андор.
Журка по-прежнему ничего не понимал. Как он попал сюда? Из-за чего так обозлился младший Балинт? Во рту опять очень быстро скопилась сладковатая слизь. И он снова выплюнул ее — точно, красиво. «Прямое попадание», — подумал Журка, и ему стало смешно. Андор едва успел вытереть лицо, и опять оно сплошь покрылось кровавой жижей. Холодным блеском сверкнули его глаза. Парень вскочил и проковылял к железным вилам. Подхватил их. Журка почувствовал руку Лили, она тянула его.
— Пора смываться, тоже мне, герой нашелся! — сказала она, и глаза ее горели как прежде.
Бежать!
У Журки кружилась голова, он едва переставлял ноги и постоянно оглядывался назад — их преследовал Андор, вооруженный вилами.
Они побежали к кладбищу. Журка натыкался на кресты, сталкивал цветочные вазы, падал. Лили всякий раз рывком подымала его.
— Не валяй дурака! — кричала она. — Это тебе не шутки шутить!
Они неслись во всю прыть, сперва — к странному дому, который не назовешь сторожевой будкой, ведь все же стоит-то он при кладбище. Журке подумалось, что это идея не из лучших: здесь, на открытом пространстве, они как на ладони. А вот и Андор, появился из-за скульптуры пухлого Иисуса, меж рядов могил промчался к лугу. Накрест прижимая к груди, держал перед собой вилы: так пехотинцы идут в атаку, заслонясь прикладом. Журка на миг позабыл свой страх, заглядевшись на Андора: несмотря на свою тучность, бежит энергично.